«Нет, нет! Пожалуйста, читай дальше!»
«Я не могу. Ты надо мной смеёшься!»
«Да нет же, не над тобой! Я смеюсь над стариной Сидди!»
«Нет, хватит!»
Он потянул к себе ежедневник.
Какой же ты упрямый, Алекс Бахоффнер!
«Алекс… подожди… ну послушай!..»
«Нет!»
Мне пришлось включить всё своё красноречие.
Я не думала.
Я не хотела.
Уверяю тебя, всё дело в старине Вишесе!
«Да?» - тёмные глаза с сомнением заглянули в мои.
«Да!»
Его пальцы наконец расслабились и взгляд потеплел.
«Ладно, Аликс. Но если ты опять засмеешься…»
Нет, нет! Ну расскажи же, признался ли ты объекту своей страсти. Ты ведь говоришь о себе?
О себе. О ком-то из своих друзей. О ком-то невсамделишном. Какая разница?
Никакой.
Он хотел стреляться - как Пушкин.
Он хотел вдыхать и колоть себе красивые наркотические сны - как ты его назвала?
Старина Сидди.
Он хотел упасть в пропасть безумия - как тот футурист… ну этот… как его…
И отрезать себе что-нибудь по его мнению ненужное? Ван Гог не был футуристом.
Нет, ты что. Это же история о любви, а никакой не фильм ужасов! Футурист… импрессионист… ещё какой-нибудь -нист… Что ты придираешься? Разве так уж важно?
Нисколечко.
Итак, он хотел забыться, исчезнуть с концами, но у него из головы не шёл её образ. Ему ничего не хотелось - ни есть, ни пить, ни спать, ни жить.
Да он с ума сошёл!
Точно! Он помешался! Он только и делал, что курил без конца и писал, писал, писал… Пока не заканчивались чернила и листы бумаги…
Какая печальная история! Разве ты куришь?
Оооо… это для драматического эффекта! Нет. Лучше дышать полной грудью!
Вот бы все курильщики были такого же мнения и не превращали своим дымом простое ожидание общественного транспорта в пытку.
История Алекса между тем подошла к концу.
...и ведь Маяковский сейчас не спит, а пишет о милой своей Лилит,
А Пушкин сквозь серость небесных плит у милой Наташи в руках сопит;
И небо ночное расчистил Сид, для Нэнси читает стихи навзрыд...
«Аликс, чему ты опять улыбаешься?»
«С юмором у тебя всё, как надо!»
«Он помогает пережить многие вещи».
Алекс снова поднял глаза и посмотрел на что-то за моей спиной.
Кунц, чёрт бы тебя побрал!
- Что-нибудь ещё, Аликс? Может, кофе повторить?
«Алекс, хочешь ещё кофе?»
«Позже, после еды».
- Попозже. Минут через пятнадцать.
«То же самое?» - спросила я.
Алекс пожал плечами, встал и сделал жест, как будто моет руки.
Конечно.
- То же самое.
Перевернув поднос и держа его на животе, Кунц продолжает маячить возле нашего стола.
- Чего тебе? Кунц, ты всё равно от меня ничего не услышишь. Проваливай, не будь занудой.
Мигнул экран моего мобильного телефона.
«Ты сегодня не пришла пить кофе. Почему?»
Вот Дьявол!
«Эй, а причём тут я?» - обиделся мой злой гений.
У меня было ощущение, что я о чём-то забыла, не сделала что-то очень важное… Отправившись к Алексу, я не совершила его - ритуал, ставший ежедневным на протяжении последних девяти месяцев. По меньшей мере четыре раза в неделю перед занятиями я заглядываю в “Kauf Dich Gluecklich”, чтобы выпить большой миндальный латте и съесть хрустящий тёплый тост с вишнёвым джемом, который я просто обожаю Студенту такая калорийная бомба с утра помогает проснуться, запустить и прогреть движок, мозги то есть. Ну а с вечера пятницы и по вечер воскресенья я присутствую здесь в качестве официанта, приходя на полчаса раньше, чтобы насладиться своей порцией такого кофе, что умрёшь, а иногда - если Пиранья в настроении - то двумя или даже тремя.
Первым, что я почувствовала утром четвёртого декабря, проснувшись, но ещё не открыв глаз, был сильный аромат кофе.
- Доброе утро, Чугунная Голова.
Лицо Пираньи склонилось надо мной, а узкий рот дёрнулся в подобии улыбки.
- Посмотри, что у меня для тебя есть.
Зашелестела бумага. Приподнявшись на локтях, я с изумлением увидела, как он подобно фокуснику выудил салфетки, два стаканчика с кофе и сэндвичи.
- Вишнёвый джем, верно?
- Как ты узнал?
Бастиан хихикнул.
- Пришлось кое-на кого надавить. Слегка.
Значит, Моника.
- Давай помогу.
Поддерживая меня, он помог мне сесть.
- Прозит, - он сделал глоток, замер и лицо сделалось как у наркомана, вколовшего, наконец, дозу.
Чёрные глаза раскрылись.