Да…
Я примостилась на откидном сиденье справа от места водителя, нащупала и начала терзать цепочку с подвешенным на ней кольцом Пираньи.
Таким он и был - тот человек.
Кольцо завертелось быстрее. В одну сторону. В другую.
Я не сказала узкое и замусоленное слово бывший парень.
Не против ли я музыки?
Даниэль наклонился вперёд и коснулся подушечкой пальца кнопки радио.
Непротив. Я её лю…
Приборная панель вспыхнула таинственным голубоватым светом, словно вдруг чьи-то глаза открылись, и Деро Гои, теперь ненавистный мне певец вечно с густо подведёнными глазами и стоящими торчком чёрными волосами, рванул с полтакта:
Сила свободы – довольно относительна,
Шип лжи сидит особенно глубоко.
Я истекаю кровью с тех пор, как все вышло из-под контроля.
Не останавливайся, ведь ты нужна мне.
Я знаю, что сегодня ночью ты солжешь,
Но я хочу, чтобы ты продолжала.
Мои руки взлетели к лицу.
Пожалуйста… выключи!
Тебе что, не нравится эта группа?
Пальцы тем не менее тут же нажали на кнопку и эфир, пойдя помехами и тут же очистившись от них, отозвался голосом человека, выстрелившего себе в голову из ружья пятого апреля тысяча девятьсот девяносто четвёртого года.
Она сказала,
Что возьмёт меня с собой куда угодно,
Она возьмёт меня с собой куда угодно,
Пока она со мной.
Она сказала,
Что возьмёт меня с собой куда угодно,
Она возьмёт меня с собой куда угодно,
Пока я чист.
Целуй, целуй, губы Молли…
Боюсь, я больше никогда не смогу спокойно слушать голос Деро Гои.
Да что у тебя случилось в конце-то концов?
Сквозь растопыренные пальцы я посмотрела на Даниэля и покачала головой. Разве я могу рассказать ему о том, что голос Деро Гои надрывался в динамиках всего несколько часов назад - в мой последний с Бастианом Каште раз?
… Я хочу твою душу,
Прижмись ко мне.
Я хочу твою душу,
Пусти меня в себя.
Я хочу твое сердце…
От мощного вопля Деро, взорвавшего динамики, мелко завибрировала паркетная доска и кровать, на которой я развалилась, наблюдая за Пираньей. А смотреть есть на что. Бастиан Каште уже нанёс лёгкими похлопывающими движениями молочно-белый тон и подвёл веки чёрным карандашом - сначала поочерёдно верхние, начиная с правого, затем таким же образом и нижние.
…Я лгал тебе,
Бессовестно тебя использовал.
Я осквернил твое счастье своим грехом.
То, что для одного победа, для другого – потеря.
Теперь заполни дыру в моей груди…
Вспыхивая багровым, мрачно-зеленоватым и золотисто-рыжим - в такт россыпи лампочек над зеркалом - Бастиан наклонился к поблескивающему стеклу, и его указательный палец провёл по мертвенно-бледной коже от правого виска через переносицу и до ямки между ключицами, оставляя широкую ярко-синюю полосу.
- Помоги, - попросил он, наконец, обернувшись ко мне, и я с готовностью спустила ноги с низкой двуспальной кровати.
Собственно это и не кровать вовсе, а ортопедический матрас, брошенный прямо на голый дощатый пол.
- Давай. У тебя лучше получится.
Лучше, говоришь?
В его холостяцкой квартире, расположенной возле станции Эрнст-Ройтер-Плац, я впервые оказалась этим вечером, во вторник девятого октября, вскоре после того, как Пиранья без всякого предупреждения появился во дворе моего университета и я, выходя с занятий, столкнулась с ним нос к носу.
- Какого чёрта ты здесь делаешь, Ба?
- Пиранья… - он подхватил меня на бегу, так что взметнулись чёрные кашемировые полы, и узкий рот прильнул к самому моему уху, - слишком долго не видел свою похотливую девочку.
Я почувствовала, как заливаюсь краской. Моя рука взметнулась, намереваясь отвесить звонкую оплеуху, но он поймал меня за запястье, и его рот жадно прильнул к узкой полоске кожи между ладонью и рукавом свитера.
Моя похотливая девочка.
Так он меня называет, когда мы оказываемся в постели.