— Например, чему? — осторожно спросила она.
— Многому: как стричь газон, как подкрасться к кузнечику, как выбрать дыню в магазине, — улыбнулся я. — Абсолютно бесполезным вещам для ребенка из ЛА. Важно не то, чему она меня учила, а то, как она заботилась обо мне.
Грейс улыбнулась мне, словно понимала, о чем идет речь. Я был уверен, что так оно и было.
— Она сожалела о том, что стало с моей мамой, — замолчал я. — Она никогда много о ней не говорила, но я уверен, что она очень сожалела.
— А где сейчас живет твоя мама? — поинтересовалась она.
Я посмотрел на нее, удивленный подобным вопросом, я тоже немного говорил о маме, даже с самыми близкими друзьями, но с Грейс я делился самым сокровенным. Любой ее вопрос казался мне уместным, нормальным. Я доверял ей.
— Мама живет в Лос-Анджелесе, недалеко от меня.
— Ты поддерживаешь с ней отношения? — спросила она.
— И да, и нет, — вздохнул я. — Время от времени мы разговариваем, но мы не близки. Конечно, сейчас в ее жизни куда больше порядка, чем тогда, когда я был ребенком, но знаешь, слишком много воды утекло с тех времен. Мы не знаем друг друга. Находиться рядом с ней даже немного неловко.
Грейс выглядела грустной и на несколько секунд даже отвела взгляд, а потом аккуратно спросила:
— А она уже не…
— Не снимается больше в фильмах, — закончил я за нее. — Нет, она сейчас живет с каким-то парнем. Он тот еще придурок. Около восьми месяцев назад мы виделись, но с тех пор я к ней не заезжал. По крайней мере, насколько мне известно, сейчас она не сидит на таблетках.
— Мне так жаль. Я знаю, каково это не иметь матери, ну, или иметь такую, на которую с трудом можно положиться. Хотя моя присутствовала в моей жизни целых одиннадцать лет.
— Может, — задумался я, — от этого становится лишь тяжелее, но никак нелегче, Лютик.
— Что ты имеешь в виду? — слегка наклонив голову, спросила она.
— Я лишь пытаюсь сказать, что, может быть, иметь что-то, а потом потерять, куда больнее, чем не иметь этого вовсе.
— Да, может и так, — лишь ответила она.
Какое-то время мы оба лежали молча, а потом я взглянул на нее и заправил прядку волос за ухо.
— Такая красивая.
Она лишь застенчиво улыбнулась.
— Тебе непривычно принимать комплименты? — спросил я.
Каждый раз, когда я делал ей комплимент, она выглядела так неуверенно. Она, определенно, должна знать, какая она красавица.
— В большинстве случаев да, но мне нравится слышать их от тебя, — осторожно прошептала она. — Я выросла с отцом, который никогда не показывает своих чувств, такой сильный молчаливый тип мужчин. Он потрясающий родитель, но за всю свою жизнь ни разу не сказал своим дочерям, что мы красавицы. Он не то чтобы раскидывался комплиментами по поводу и без, — она задумалась. — Если он был тобой доволен, это было видно по его молчаливому гордому взгляду и, возможно, приподнятому подбородку. И я привыкла получать такой взгляд за свои достижения, а не за внешний вид, — она слегка пожала плечами.
Да, в этом отношении мы с ней полные противоположности. Меня оценивали за то, как я выгляжу, а не за то, что я делаю или чего не делаю.
— К твоему сведению, ты красавица. Маленький красивый Лютик, — я улыбнулся ей, а она улыбнулась мне в ответ.
— А ты прекрасная гиена в пустыне, — поддразнила она в ответ.
— В свое время я слышал множество комплиментов, но этот, пожалуй, самый лучший, — засмеялся я.
Она улыбнулась и замолчала на несколько секунд, а потом тихонько сказала:
— Расскажи мне о своем первом разе.
Я убрал руки за голову и уставился в потолок, изображая мечтательный вид.
— Сандра Дениэлз. Нам было по пятнадцать. И она мне нравилась, даже очень. Мы провели вместе потрясающий день у меня в квартире, — я усмехнулся Грейс и наклонил голову. — А на следующее утро, когда я подошел к ее шкафчику с ее любимым пончиком, услышал, как она рассказывала своей подруге, что избавилась от своей девственности и теперь готова встречаться с кем-то более подходящим для серьезных отношений, а не только для секса. Я был раздавлен.
Я усмехнулся Грейс, но это она сейчас выглядела раздавленной.
— Карсон…
— О, нет, нет, нет, не надо. Мне было пятнадцать, Лютик, и я пережил это. Слово скаута, — и с этими словами я поднял два пальца вверх, как это делают скауты.
Она даже не улыбнулась, а вместо этого взглянула на меня и тут же отвела взгляд. А когда она все-таки снова на меня посмотрела, в ее глазах застыло сожаление.
— Это же в точности мой дурацкий план, да? — выдохнула она. — Это ужасно. Я ужасна.
— Ого, подожди. Я рассказал тебе эту историю не для того, чтобы сравнить тебя с ней. Клянусь. Ты задала вопрос, и я выдал всё, как на духу. Я же сказал, нам было по пятнадцать. Это другое.