Выбрать главу

Мужчина слушал её, улыбаясь. Тома замолчала. 
- А где у тебя сахарок?
- Сладкого захотелось? - он обнял женщину, она как-то сразу оцепенела, опустила глаза. Виталик отпустил её, достал с нижней полки холодильника коробку конфет, снял полиэтиленовую пленку и положил на стол, рядом поставил сахарницу.
Тома молча пила чай. Виталик сел рядом.
- Ну и что ты? Подзаработала?
- Не-а. Сбежала.
- Почему?
Женщина не отвечала, сосредоточенно выбирая конфету, сличая с картинками.
- С белой начинкой не хочу. Надо не ошибиться, люблю с коричневой.
- Можешь все понадкусывать, это твои.
- Пра-авда? - Тома выбрала и откусив, заглянула внутрь.
- Двенадцатый час, мне к четырем утра ещё по работе ехать, - сказал Виталик.
- Намек понял, - Тома прожевала конфету, отхлебнула чай, - я готова.
Виталик засмеялся, притянул её к себе.
- Хочу долго - долго.
- Загадываешь мне желание, как золотой рыбке… оранжевой… - улыбнулась Тома.                       Теперь, когда между ними не было расстояния, женщина как-то успокоилась, осмелела и стала ласкать его обнаженные плечи, грудь, живот. Чувство благодарности наполняло её, благодарности за эту ночь, за внимание, за иллюзию. Да, за иллюзию. И она платила за иллюзию по-настоящему, нежно и страстно выцеловывая это тело, как целовала бы любимого мужчину. Она знала, что не возьмет никаких денег, знала, что ни о чем не пожалеет, знала, что будет вспоминать эту ночь долго, может быть всю жизнь, и ей не будет стыдно.
Мужчина глухо застонал и сжал в горсти темно-русые Томины волосы.
… - Я отключаюсь… надо вздремнуть немного… Ты как? - Виталик зевнул. - Пойдешь? - он снова зевнул, мотнул головой, достал из портмоне купюру, протянул женщине. - Заработала.
- Не надо, - она взяла коробку конфет, нашла сумочку и пошла к двери.
- Не понял.

- Я не работала, мне было хорошо с тобой… очень… давно так не было… а может никогда, - она застегнула босоножки и схватилась за ручку двери. - Открой, как тут у тебя открывается… открой, пожалуйста!
Он развернул её, посмотрел в лицо, глаза её подозрительно блестели, взял сумочку, раскрыл, молча положил туда деньги, повесил сумочку на вешалку.
- Не забудь, - взяв её за руку, пошел в комнату. Увлекаемая мужчиной, Тома засеменила ногами, чтобы не упасть. - Всё. Тихо легла и уснула. Через два часа зазвонит будильник.
Тома сняла босоножки, платье, и нырнула под легкое одеяло. Виталик вышел, покурил.                Работа начальником охраны накладывала отпечаток и на личную жизнь. Поколебавшись, мужчина открыл сумочку. Документов не было, не было ничего интересного или подозрительного: кошелек, зеркальце, расческа, потертый блокнот на спиральке, шоколадка, футляр со стершейся губной помадой, в остатки которой была вставлена спичка. Пожалуй, это о многом могло сказать. Открыл блокнот. «Расходы на май… коммуналка… питание… на ремонт в школе… МОЁ ДЕНЬ РОЖДЕНИЕ - губная помада, хотелось бы подарок, но лучше Игорьку купить летнюю обувь. Хочет кеды, но нельзя же все лето бегать в кедах! Что за ребенок! Прошлое лето так и не уговорила его надеть сандали. Хочет на море. Опять придется говорить: «потерпи, может на следующий год…» Виталик закрыл блокнот, положил его в сумочку, сумку все-таки убрал с глаз подальше. Телефона не было. Неужели у неё нет телефона?
…Виталик встал до звонка будильника. «Как Штирлиц уже», - подначивал себя мужчина. Молодая женщина спала свернувшись клубочком как котенок. Зевая, мужчина побрел в ванную. Потом повесил её темно-коричневую потрепанную сумку на вешалку, и пошел варить кофе. Такой образ жизни был уже привычным. Проверки днем и ночью в любое время. Безжалостно увольнял всех, кто попадался. Мягкотелость слишком дорого стоила. Представлял, как его ненавидели, но в охране, как в любом военизированном подразделении, должна была быть суровая дисциплина, иначе бардак неизбежен. Страна и так пребывала в хаосе, стоило большого труда наладить работу, пресечь воровство и пофигизм, как эпидемия охватившие всю страну. Отношения с последней пассией отобрали столько сил и энергии, что он чуть не потерял работу. Виталий решил взять паузу. Никаких серьезных отношений, никаких, ну их к лешему, эмоций. Когда сильно подступало, он заезжал на одну из известных улиц, отрывался, на какое-то время, при такой нагрузке на работе, хватало.  
Жаль было будить, но что поделаешь. Тома встала быстро, как солдат по команде, сходила в ванную, заглянула на кухню. В окне понемногу светлело.
- Кофе, - лаконично сказал Виталик, показывая на чашку. Он курил и допивал свою чашку стоя у окна.
- Спасибо. Я лучше «Мивину» свою съем, я с собой возьму, можно, я на улице съем. Всё, пока, всем спасибо, как говорится, все свободны, - Тома взяла стакан и не глядя на мужчину хотела быстро выйти из кухни.
- Вернись.
Тома обернулась. 
- Сядь поешь, - приказал мужчина, открыл холодильник, нашел пакет, накидал туда консервов, свертков, поставил рядом с женщиной, - возьмешь, - и пошел из кухни.
- Благодарю, - сказала Тома, быстро заглатывая кудряво-кучерявую вермишель, - ты классный, - и тихо добавила, - Пашка убьет на хрен.
…Выйдя из дверей подъезда, Тома, не оборачиваясь, пошла. Она торопилась уйти.
                                                                              

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍