Старик кивнул, задумчиво глядя куда-то мимо меня.
— Ну… Все так говорят про своих богов. Тебе в нашей деревне что нужно? — как-то не слишком уж и гостеприимно спросил дед.
— Ищу кров на ночь, отец, и может быть, какую работёнку, чтобы заработать на хлеб, — ответил я.
— Кров… Сходи, попытай счастья у деревенского старосты, — сказал старик. — Его дом в деревне самый богатый, мимо не пройдёшь. Может, он знает, где приютиться можно. А работа… Ну, работа есть, да только тебе не по зубам она, я думаю. Мы ради этого дела ждём королевских вояк, да те никак не дойдут.
Я поблагодарил старика и двинулся дальше, искать дом старосты. Самый богатый дом… Я уже видел такой в другой деревне и здесь нашёл его без труда.
Огороженный крепким частоколом — выше и добротнее остальных. Притом что большинство дворов и хлипкого заборчика не имело.
Калитка была широкая, массивная подстать частоколу. Во дворе кто-то возился, кудахтали куры. Я поднял руку и постучал. Шаги изнутри, возня у калитки.
Калитка открылась. В проёме показался мужик с одутловатым, покрасневшим лицом и встревоженным взглядом. От него несло брагой.
— Ты кто такой? — резко спросил он. — Тебе чего надо?
— Ищу кров и работу, добрый человек, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Я паломник, молюсь за вас Сталроку.
Староста посмотрел на меня с недоверием.
— Ага, за нас прям… Насчёт крова тебе к старухам нашим, — махнул он рукой. — Авось кто пустит за помощь по хозяйству. А вот работа… Нет работы. Есть только куча проблем и все на мою голову. Вряд ли ты сможешь мне помочь, паломник.
Это прозвучало весьма надменно со стороны старосты обычной деревеньки. Калитка почти закрылась у меня перед носом, но в последний миг я просунул сапог в проём.
— Какой наглец, а! А ну, убери ногу, сказал же, нет работы.
— И всё же настаиваю. Если я решу ваши проблемы, вы мне справедливо заплатите.
Староста покачал головой и грустно усмехнулся.
— Да ты о себе уж слишком большого мнения, молодой…
Глава 18
Первый квест
Староста явно не хотел меня впускать, долго разглядывал из-под кустистых бровей, прищурившись, будто пытался угадать, кто я такой на самом деле.
— Как зовут? — наконец хмуро спросил он.
— Я… Степан, — ответил честно, без колебаний.
Придумывать фальшивое имя не хотелось. Всё равно надолго здесь не задержусь. А если где-то рядом объявятся рыцари Артура — снова придётся исчезать. Возможно, мне даже повезёт, и я первым узнаю об их приближении.
— Имя-то у тебя… диковатое, — усмехнулся староста, невольно икнул и смущённо прикрыл рот ладонью.
Затем, важно вскинув подбородок, добавил:
— Ладно, для своих я — Милл, а для тебя — староста Ми́ллион. Пошли в дом, потолкуем.
Во дворе пахло влажным деревом, дымом и навозом. Под ногами с кудахтаньем метались куры. Двор оказался просторным, ухоженным: у стены стояли аккуратные поленницы, в крепком хлеву за деревянной решёткой слышалось мычание коров. На крыльце, под навесом, висели хозяйственные инструменты — всё в строгом порядке, ни пылинки, ни паутинки. Видно, хозяин здесь живёт основательный и не бедствует.
Милл провёл меня через низкие сени, пропахшие сушёными травами, и мы оказались на кухне. И тут меня словно накрыло — мягким, домашним, почти забытым теплом. Ощущение такое, будто мне снова десять лет, и я в дедовом доме.
Сразу видно, что кухня — сердце дома. Средний потолок, чуть закопчённые балки, огромная печь, занимавшая треть пространства. От неё исходил ровный, ласковый жар — не душный, а уютный, как объятие. Несмотря на совсем не прохладную весеннюю погоду, тепло воспринималось как благо.
Я вспомнил, как сам когда-то топил печь у деда. Дом у него был старый, из лиственничного сруба, и даже в самый зной внутри сохранялась прохлада. А вечером мы затапливали печь, чтобы приготовить еду. Эти воспоминания нахлынули вдруг, с такой силой, что сердце сжалось.
Где сейчас мои родные? Как они там? Можно ли теперь говорить «там» и «сейчас», находясь в совершенно ином мире?
Вдоль стен на кухне старосты — широкие деревянные лавки, посередине — тяжёлый, гладкий от времени и частого использования стол. На полках — глиняная утварь, чугунки, деревянные ложки, сушёные пучки трав. Всё чисто, аккуратно. По-хозяйски.
Я едва успел окинуть взглядом эту уютную картину, как из-за печи появилась женщина, с добрым, усталым лицом. На вид ей было лет под сорок. В глазах у неё мелькнула искра — тёплая, почти материнская.