В голове мелькнул обрывок полузабытых, как истёртый пергамент, слов: «Я делаю массаж…» Руки, действительно попытались изобразить что-то по этой теме. Но Игорь уже не лежал недвижно, он был со мной одним целым, и мы продолжали вливаться друг в друга дрожащими толчками…
Массаж кончился диким экстазом со стонами и криками.
Когда всё затихло, Игорь молча ушёл в ванну, опять лёг на диван, вперившись в телевизор. Я хотела поговорить, но между нами стояла стена отчуждения. Игорь тосковал. Он лежал, закинув руки за голову. Я легла рядышком. Он не обнял меня, не придвинулся, даже не пошевелился. Я сказала:
- Не грусти. Я завтра уеду, и у вас будет всё по -прежнему.
Он резко встал:
- Пойду в магазин схожу.
- Я с тобой! Хочу прогуляться.
Игорь быстро оделся. И, не сказав больше ни слова, вышел из квартиры.
Сначала, я тоже решила выйти на улицу и подождать его во дворе. Но, вдруг, накатило такое безразличие ко всему. Я просто лежала и тупо смотрела в телевизор. Думала:
- У Игоря есть совесть. Это радует. Потому, чтобы позвонить Роксане, и не доставить мне боли, он идёт в магазин. Что ж здесь плохого?
Собравшись с силами, убрала плохое настроение, стала слоняться по квартире, вспоминая вечер своего приезда к нему. Тогда он тоже ушёл на «20 минут», а пришёл глубокой ночью. Мне было нестерпимо. Уронив голову в ладони, попросила:
- Хранитель, друг, поговори со мной.
Он ответил сразу, будто никуда и не уходил. Я жаловалась:
- Да. Я не вовремя приехала.
- Нет. Ты как раз вовремя приехала. Снайперски точно. Ты обнажила Игоря. Показала ему его самого неприглядного и малознакомого. Обнажила Роксану. Обнажилась сама. Несколько нагло и развратно – но спокойно, и со знанием дела. С достоинством человека ведающего, что он творит. Как будто ты одна понимаешь, что происходит. Остальные лишь догадываются. И им всем приходится делать то, что ты делаешь с удовольствием и готовностью – страдать.
Вернулся Игорь в 10 вечера. Виновато говорил мне ничего не значащую чушь.
Я загибала кронштейны плоскогубцами, готовя фурнитуру, и отвечала ему. Пытаясь это делать непринуждённо и без напряга. Но, у меня, конечно, не получалось. Он стал тогда говорить ещё больше. Я не смотрела на него впервые ощущая глубокую благодарность к телевизору, который выручал меня мельканием образов на экране. Выручал видимостью. Видимостью, что я смотрю его.
Игорь не мог найти 500 рублей:
- С такси расплачивался, выронил, наверное.
Вывернул карманы плаща. Снял, повесил его в коридоре. Стал искать деньги в карманах джинсов. Я встала, вышла в коридор, достала из-за обложки своего паспорта 500 рублей, (моя сумка так и стояла у двери) и положила в карман его кожаного плаща.
- Да где ж они могут быть? – Сокрушался Игорь в комнате.
-В плаще они у тебя. – Сказала я равнодушно, продолжая закручивать штангу плоскогубцами, с силой натягивая упругую проволоку, боясь поднять голову и оторваться от работы. Мой взгляд мог отрекошетить от стены, и ранить меня, а мог затеряться среди вопросов.
Игорь предложил поужинать. Я не хотела. Он опять говорил-говорил… Уже рукой поворачивая моё лицо к себе. Его чёрные глаза не сводили с меня пристального взгляда. Но я не могла смотреть в них. Мелькнула мысль, что он больше не бог. Что я не вижу. Нет! Не хочу видеть Его в нём.
Игорь всё спрашивал, чего я хочу? Всё добивался от меня этого с разных сторон:
- Я люблю тебя. Ты мне не веришь?
- Верю. – Отвечала я тихо.