Я всматривалась в бушующее событиями поле боя, царапая свои зрачки об остриё мечей и ломаную линию падающих тел, спрашивая себя о том, что же было мною забыто? Сколько же веков прошло с тех пор, как я позволила себе оставлять без внимания этот иной мир, отдаваясь сиюминутным желаниям? Больше я не находила себе оправданий. Ныряя в черноту, в это долгое путешествие, где тысячелетиями бежишь от самой себя, в подкатывающей к горлу тошноте, чуешь, что страх и похоть идут рука об руку, секс и смерть зовутся одним звуком, а головокруженье брызжет спермой, источая вкус к жизни! Эта бездна несёт к какому-то экстазу и беспокойству. И нет уже желанья открыть окно, и пустить свежий воздух.
Лязг мечей об доспехи стремился уничтожить движенье, установить предел человеческой выносливости, уничтожить мысль и дистанцию между жизнью и смертью.
Свист встречного ветра перехватил дыхание. Слух резал омерзительный скрежет металла. То бились воины, врезая мечи в доспехи неприятеля. Тело пронзила дрожь, и слёзы полились из глаз. Мне хотелось сказать Игорю, предупредить… Он не видел моё лицо, устремив взгляд в даль, прижимая к себе моё тело. Я сжала его ладонь, но гортанные звуки застряли в горле, на какое – то мгновение, я забыла понятную ему речь. Этого мгновения хватило… он пронзительно вскрикнул, моя ладонь не удержала его руку. Игорь повалился на пол, согнувшись пополам от внезапной боли. Руками он зажимал место справа под ребром.
- Что с тобой, Игорёчек?! – говорила не я.
- Не подходи! Не прикасайся ко мне только! – Хрипел он, корчась от боли.
Я и не думала подходить. Меня тут не было. Я была на поле боя, а тут, в этой комнате на постели было только моё зрение, через которое, как в телевизор, я отстранённо созерцала какую – то комнату с деревянным полом, скомканным льняным половиком, и лежащим на нём человеком. Человеком, взявшим на себя удар, предназначенный мне.
Запахло гарью. Мы так увлеклись разговором, что не заметили пожара. Свечи, догорели до конца, подожгли деревянный подсвечник, и он полыхал, освобождённый пламенем от тесных рамок.
Игорь, оглянувшись на него, захохотал:
- Вот так часто случается, где я – там и огонь!
Нам не захотелось его тушить. И, обнявшись, мы восхищённо наблюдали, как догорают на подсвечнике деревянные подставки под свечи.
- Посмотри! – Повернул меня за плечи Олег, и заставил глянуть по направлению своей руки:
- Посмотри, какие нереальные тени! Светлые и ярко-голубые.
- Да… - Согласилась я. – Но так не бывает!
-А вот там! – Игорь изменил направление руки, указав в глубь коридора:
- Видишь, зелёные отблески, а лиловые блики? Так не бывает. А здесь? – Он указал вверх на потолок:
- Это ведь не разводы от побелки, такого цвета не существует в природе!
- А как же мы сейчас его видим? – Только и смогла вымолвить я.
- Мы видим сейчас не глазами. Всё, что мы видим сейчас у нас вот здесь! – Игорь постучал себя по виску и рассмеялся. Затем, наклонившись к моему уху, стал говорить страстно, на каком – то непонятном языке. Он был больше похож на язык животных или птиц, нежели на человеческий. Гортанные звуки перемежались шумными вздохами, рычаньем и клёкотом. Я тихо засмеялась.
- Ты понимаешь о чём я говорю? – Изумился он.
- Нет, не понимаю. Просто, мне стало очень смешно.
- На самом деле, перевод, действительно смешон. И он перевёл всё сказанное стихами. Мы долго хохотали.
На следующий день позвонила Лена:
- Катька, тебе ещё нужна модель для обучения? Когда мне прийти делать губы?
Ожидая подругу, я прибирала комнату, а Игорь ходил из угла в угол:
- Позвонила мне вчера, спрашивает, что делаю? Отвечаю, что купаюсь в ванной. А она: «Ну, ладно, купайся.» И – всё. А меня, будто по сердцу полоснуло. Что мне делать?
Игорь подошёл ко мне сзади, обнял, прижавшись колючей щекой к моей щеке:
- Пожалуйста, скажи мне, что всё будет хорошо.
Я погладила его по голове, как маленького мальчика и сказала:
- Нет. Потому что уже всё хорошо.
Странно. Обычно, это он мне постоянно повторял, успокаивая, что всё будет хорошо.