—Никому не нужно правильное разбирательство. Наоборот, хотят скрыть и замутить.
— Пожалуйста, Дима, не будь таким категоричным. Правильное разбирательство нужно нам.
Глаша слегка прикоснулась к нему, положила руку на плечи. Он тут же дернулся, лицо искривилось от боли. На Диму надет специальный хлопчатобумажный костюм, будто вместо кожи, который меняли каждый день и поверх которого надевались рубашка и брюки. Нательный костюм к концу дня сплошь покрывался кроваво-бурыми спекшимися пятнами.
— Необходимо снова обработать тело, — сказала девушка. — А ты говоришь, зачем женился? Как бы сейчас один смог переодеться?
— Разве для этого женятся?
— И для этого тоже. — Глаша принесла дезинфицирующую жидкость. Тампоном стала отмачивать кроваво-бурые пятна на поддевочной рубашке-костюме.
С четверть часа продолжалась эта процедура, после чего Глаша с величайшей аккуратностью сняла рубашку с новобрачного. Состраданием осветилось её лицо: всё тело, представшее взору, покрыто кровоточащими язвами. Кожи словно и не было, а там, где оставались чистые островки природного кожного покрытия, взбугрилась сетка назревающих ран, запекшиеся багровые подтеки телесной влаги. Та же устрашающая картина открылась и ниже оголенного торса.
Дима застыдился — и обнаженности тела, и ужасающего недуга. Что это: проказа, ожог, экзема? Вся беда в том, что и врачи однозначно не могли ответить.
Ночная фея Глаша, обратившаяся в невольную сестру милосердия в полупрозрачной ночной сорочке, вынула из переносной аптечки специальный тюбик и плавными движениями чутких пальцев стала покрывать успокаивающим бальзамом сочащиеся язвы и трескавшиеся коросточки.
Дима застыл в блаженстве. Это подлинный кайф — сладостное ощущение освобождения от боли. Лицо его разгладилось, засияло покоем и счастьем. И Глаша, глядя на него, тоже прониклась теплым и светлым чувством. Оказывается, как это сладостно — умиротворять душевные смуты, утишать физическую боль!
Вскоре всё тело новобрачного было своеобразно обласкано непорочной женой, оставшейся в девственном неведении о натуральном физическом соитии, сочленяющем гениталии в апофеозе сексуального возбуждения.
Диме совсем не хотелось ложиться и тем более оглушить боль водкой. Ведь боли уже нет. Есть добрый ангел — жена. «Ангел Божий, хранитель мой земной на сохранение мне от небес данный», — так когда-то шептала бабушка, осеняя себя крестным знамением. И теперь эти обрывочные строки всплывали в памяти.
Дима боком прижался к женушке. Головы их склонились друг к другу. В окне продолжала сиять луна, посеребрив облака и комнату с пустой двуспальной кроватью, на краю которой сидели новобрачные, объятые сном.
***
Глаша не понимала, от чего открылись её глаза: от солнечных лучей или от настойчивого стука в дверь. Барабанная дробь по дверному полотну вернула к жуткой реальности. Все-таки недоумевая внезапному вторжению в благостный сон, девственная жена осторожно выскользнула из бокового контакта с мужниным плечом, поспешила открыть дверь.
На пороге стоял Иван Львович, с улыбкой во весь рот, с букетом лилий (опять лилии!) и солидным портфелем, набитым выпивкой и закуской. Так сказать, всё необходимое для праздника души строителя коммунизма имел при себе. Требовался только стол и не менее одного «товарища».
Нежданный гость — упитанный рослый дядька с покатым черепом, начинающим успешно лысеть, и ранним животом. Ладони рук и ступни ног несоразмерно малы, словно вся сила была в хорошо поставленном голосе, в умении говорить часами, подобно прорабу из культового советского фильма «Приключения Шурика».
— Привет молодоженам от партийной организации фабрики! Вчера не смог присутствовать на торжественном бракосочетании: дела-дела, производство превыше всего… Нам партия цель указала, и Ленин великий нам путь осветил, — разразился тирадой Иван Львович.
Глаша, стоя рядом с ним, словно тотчас оказалась на производственной площадке. Шум, гвалт, вой, грохот, чумазые рабочие, снующие мастера, вспышки света. Когда она по служебной надобности перемещалась на территорию фабрики, её не покидало ощущение, что попала в техногенный фантастический мир, где в поте лица работают прирученные монстры.
В её уютной комнате в управлении фабрики вся эта производственная деятельность отображалась в отчетах, цифрах. Отображалась в некоем абстрактном виде, где стерт трудовой накал, где трудно углядеть, что стоит за красивыми цифрами неуклонного роста валового продукта и производительности труда.