— Кто может прийти в столь ранний час, чтобы напутствовать новую ячейку общества, новую семью, новую клеточку нашего единого организма великой страны? А?.. Отвечаю. Сначала солнце заглянет в комнату, а вторым лучом заглянул парторг фабрики, то есть я! — Иван Львович расширился в покровительственной улыбке, готовым троекратно расцеловать молодых, следуя примеру генсека Брежнева.
Глаше так захотелось захлопнуть дверь перед его носом, что гулко забилось сердце.
— А ведь я вам с подарком пришел. Чего так гостей встречаете неласково? Не проснулись?.. А-а-а, понимаю-понимаю: бессонная первая брачная ночь. Ух, завидую Димке белой завистью — такую дивчину отхватил!
За спиной Глаши показался Дима. Он был хмур и отстранен от происходящего. Ему меньше всего хотелось общаться с представителем руководства фабрики. Напористый гость шагнул в квартиру, как в свою. Не снимая ботинок, прошествовал в комнату, сел за стол, выгрузил на белую скатерть содержимое портфеля: бутыль элитной водки, банку черной икры, банку красной икры, брикет ветчины в металлическом контейнере, батон сырокопченой колбасы, два свежих огурца, головку репчатого лука. Потребовал тарелки, вилки, стопки. Никак не реагируя на ответную реакцию хозяев, Иван Львович действовал точно по сценарию, согласно партийной установке, по которой партия всегда права, а её посланник — тем паче.
И вот он уже держит стограммовую рюмку, доверху наполненную водкой, и всучил в руки Димы такую же комиссарскую порцию. Рюмка тут же выказала дрожь рук молодого мужа. Глаша с Иваном Львовичем не преминули это заметить.
— Устал ты, брат! У меня раньше такое же бывало: покручу полдня задвижки, так руки дрожь колышет, словно пил месяц не просыхая.
— После несчастного случая у вас на работе Дима как раз и пьёт не просыхая, — заявила Глаша, с гневом и болью глядя на партийно-профсоюзного функционера.
— Ты, девушка, поосторожнее на поворотах. Аккуратнее надо проходить зигзаги судьбы. Я для того и пришел, чтобы кое-что утрясти… Но сначала выпьем за вас, за молодых, чтобы ваша семья крепчала изо дня в день, из года в год, увеличивая качество и ценность. В самом деле, от всей души желаю вам крепкого семейного счастья… Даже стих у меня есть. — Он сунул руку в карман.
Воспользовавшись паузой, Глаша предупредила:
— Прошу вас, не надо стишков. Мы принимаем тост. И не кричите «горько!», это будет слишком.
— О, какие могут быть возражения! — Он наконец отыскал листок, где заготовлены тезисы речи со стишком в придачу.
Глаша сделала глоток жгучей жидкости, поперхнулась. Давясь, осилила половину стопки гадкого напитка. Второй раз в жизни пробовала сорокаградусное зелье. Иван Львович отработанным движением отправил водку в недра изо дня в день округляющегося живота.
Ему всего-то лет тридцать с гаком, а на вид — далеко за сорок. Должность освобождённого парторга фабрики требовала солидности. Посему он успешно округлялся: рос живот, оголялся череп, пухли белые ручки, ширилась физиономия.
Дима принял водку залпом, точно сделал очередную инъекцию обезболивающего.
— Я что хочу сказать, — Иван Львович сделал многозначительное лицо, — Всё образуется. Мы не должны делать скоропалительных выводов. Я понимаю, что случилось на нашей фабрике, наложило отпечаток и на вашу личную жизнь. Но вы молодцы — сохраняете любовь, так сказать, не дали внезапным обстоятельствам поколебать веру в себя, и что сможете принять друг друга не только в радости, но и, так сказать, с некоторыми… э-э-э… проблемами.
— Вы говорите яснее, — потребовала Глаша. — А не можете назвать вещи своими именами, скажу я. Значит так. Вы смонтировали экспериментальный образец оборудования, работающего со средой химически опасных веществ. В экспериментальном режиме опробовали его, чтобы скорее отрапортовать в высшие инстанции. Товарищ секретарь обкома, товарищ генеральный секретарь, новейшее оборудование запущено. Враг посрамлен в техническом аспекте… А в результате произошел взрыв, и те, кто был в непосредственной близости, получили острое химическое отравление. В смене было три человека. Из них двое скончались в реанимации. Дима, по счастливой случайности, остался жив, но все его тело в волдырях и коростах. Сними-ка. Дима, верхнюю рубашку, покажи товарищу парторгу, какой ты кавалер.