В августе 1967 года в магазине Ильинского сельпо Кинешемского района Ивановской области при ревизии была обнаружена недостача сахара — 20 мешков.
Продавщица Смирнова заявила:
— Никакой недостачи нет. Просто я не подшила накладную. Вот эту. На ней расписка мужа заведующей соседним магазином Русакова. А в самом магазине, кстати, излишки обнаружены.
— Верно, — сказал на это Русаков, — подпись на накладной моя. Но сахар я не получал. Тогда заносы были, к складу не подъехать…
— И насчет излишков поклеп, — поддерживает его завмаг Русакова. — Ревизия, верно, их обнаружила. Да только они ошиблись.
— Кто его знает, — говорит ревизор Тимошенков, — у Русаковой мы на 600 рублей излишки обнаружили. Но на другой день она принесла неучтенную накладную на масло, а еще сказала, что мы два ящика с водкой посчитали, а там пустые бутылки были.
— В недостаче сахара Смирнова виновата, — заявляет заместитель председателя райпотребсоюза.
— Ни в чем она не виновата, — возражают ему главный бухгалтер той же организации и ревизор облпотребсоюза…
Из приведенных заявлений, мне кажется, совершенно очевидно одно: ушли «налево» 20 мешков сахару на 1051 руб. А вот куда ушли? И кто виноват? Могли бы вы, читатель, прийти к какому-либо выводу на основании, как говорят, вышеизложенного? Я бы, например, не решился. Но… процитирую несколько документов.
Выписка из распоряжения № 50 от 30.XII.67 г.: «Освободить завмага Смирнову с 1.I.68 г. ввиду того, что при ревизии у нее обнаружена недостача. Председатель сельпо».
Из постановления о возбуждении уголовного дела: «По факту недостачи у продавца Смирновой Л. П. возбудить уголовное дело. Пом. прокурора Кинешемского района».
Из постановления о прекращении уголовного дела: «Продавец Смирнова халатно относилась к своим обязанностям, и в ее действиях содержатся признаки ст. 172 УК РСФСР. Однако, учитывая, что преступно-халатные действия Смирнова совершила с января по август 1967 года, к ней может быть применена амнистия… Следователь Кинешемской горпрокуратуры».
Выходит, что все же Смирнова виновата и ей остается лишь благодарить судьбу, ниспославшую амнистию? Вроде бы так. Обвинена Смирнова совершенно недвусмысленно. Правда, несколько, я бы сказал, своеобразно…
А своеобразие вот в чем. Против Смирновой уголовного дела не возбуждали, однако же уголовное дело против нее прекратили. Ее ни в чем не обвиняли и все же признали виновной. Установили пятидневный срок обжалования постановления следователя, но Смирновой об этом даже не сообщили. Одним словом, невеста ничего не знает, а свадьба уже сыграна — женский вариант известной поговорки: «Без меня меня женили».
Мы беседуем со следователем прокуратуры Юрием Николаевичем.
— Видите ли, — говорит он мне, — против Смирновой есть очень серьезные улики, — ну, скажем, мешки из-под сахара. У нее оказались лишние мешки. Значит, не отпускала она сахар. Логично?
— Вполне.
— Так как же получилось: сахар отпущен, а мешки лишние?
— Так как же это получилось?
Мы не находим ответа на заданные друг другу вопросы. Но у меня явное преимущество: я и не обязан знать, как получилось с мешками, это дело следователя. На него закон возлагает бремя доказательств вины подозреваемого человека.
Из диалогов с Юрием Николаевичем у меня складывается впечатление, что он согласен с тем, что в деле допущены некоторые натяжки, однако существа они, мол, не меняют. Словом, так: «Формально в чем-то я и не прав, а по существу…»
Но закон в известной степени формален — и в этом не слабость его, а сила. И вообще «формальность» не идентична «формалистике». Без «оформления» наших прав, нашего положения в обществе, наших отношений с государством мы не могли бы нормально существовать, все бы пошло вкривь и вкось. А тем более, когда человек вступает в сложнейшие взаимоотношения с законом.
— Вы прекратили дело, не поставив даже в известность Смирнову. Но как же она могла обжаловать ваше решение?
— Верно, надо бы известить…
Но если подойти к этой фразе по существу, она означает, что человека, вина которого не установлена, который не был даже обвиняемым, объявили уголовным преступником. Правда, «великодушно» простили (без его ведома). Но ведь прощение — это автоматически признание вины. Без вины нечего прощать, невиновных не амнистируют.