— Омар звать, — с готовностью ответил боец, — фамилия Темиргалиев. Отчества у казахов не бывает, — и в свою очередь спросил, кто она такая, что знает Миссюру.
И когда Олеся коротко рассказала о себе, Омар трижды свистнул. Тотчас скрипнула калитка, и Олеся от неожиданности всплеснула руками:
— Санько!
Долго стояли, крепко держа друг друга за руки. Молча смотрели в землю. И думали обо всем горьком, что произошло с начала войны…
Потом так же молча Санько повел Олесю во двор.
— Хорош девошька! Ни один лишний слова не сказал! — вслед им произнес Омар.
Олеся вошла в знакомый дом, в котором не была с начала войны. На кухне пахло теплом недавно протопленной печи. Над чугуном, стоявшим на шестке, роились мухи. Дверь в горницу была полуоткрыта. Олеся заглянула в щелку, не решаясь идти дальше.
В горнице, в дальнем углу, на старом диване лежал человек с забинтованной головой и руками, обмотанными разным тряпьем. Рядом с ним на табуретке сгорбившись сидел Антон Миссюра. В коленях у него был зажат чугун. Большой деревянной ложкой Миссюра кормил неподвижно лежащего человека. Открыв дверь, Олеся тихо окликнула Миссюру по имени. Увидев ее, Антон чуть не выронил чугун.
— Олеся, голубонька, это ты? Проходи, садись. А я вот заместо сиделки… Да ты ж его знаешь…
Олеся подошла к дивану, внимательно всмотрелась в заросшее лицо. Кровоподтеки под глазами и огромный синяк на правой скуле делали это лицо каким-то расплывчатым, неопределенным.
— Не трудись, Олеся, я и сам себя не узнал бы, — тихо, но внятно проговорил больной.
— Александр Федорович! Вы живы! Александр Федорович! — Олеся припала на валик дивана и заплакала. — А где же… а где ж…
— Гриша? — Моцак сразу догадался, о ком хочет спросить девушка. Лишь на мгновенье задумавшись, сказал: — Скоро и он прибьется к нам.
Олеся благодарно и радостно посмотрела заплаканными глазами:
— Живой он, правда? Где же он?
— Потерпи, заявится.
— Бронь боже! — замахала Олеся руками. — Только бы не пришел прямо в Морочну. Там же Сюсько!
— Гриша все знает, — успокоил ее Моцак и коротко рассказал обо всем, что произошло с ними со дня отъезда из Морочны.
Миссюра со всей щедростью набрал полную ложку каши и старался всю ее сразу впихнуть в рот Моцаку.
— Дайте я! — не вытерпела Олеся. — Кто ж так кормит!
Миссюра охотно уступил свое место и виновато развел руками:
— Так я ж не учился ни на врача, ни на сестру милосердия, да и руки у меня не такие, чтоб за больными ходить.
— Не слушай его, Олеся. Руки у него нежнее женских, не смотри, что большие да грубые. Второй раз он меня спасает, — благодарно посмотрев на Миссюру, сказал Александр Федорович. — Только первый раз, при панах, я сам ложку держал, а теперь заявился к нему чуть тепленький.
— Алэ, — подтвердил Миссюра. — Ночью чую, что-то скребется. Ну, думаю, добрался и до меня новый пан комендант. Выхожу — около дверей человек лежит. А ни слова, ни полслова. Внес. Он весь в крови и глаз не видно — от бороды до виска сплошной синяк. Это сейчас уже отошло, а то ж он совсем глаз не открывал.
— Почти вслепую добирался, — подтвердил Моцак. — В правом глазу была маленькая щелка. Открою, присмотрюсь и ползу от дерева к дереву. Трое суток полз по берегу озера.
— А до озера ж как вы? — вытирая крупные капли пота со лба Моцака, скороговоркой спросила Олеся, хотя и знала, что сейчас ему лучше лежать молча.
— До озера плыл по канаве, лежа в лодке. Одной рукой греб.
— Как же можно лежа и одной рукой? — опять не удержалась Олеся.
— Беда всему научит…
— Так от же ж принес я его на диван, — продолжал Миссюра. — А у меня таких перебывало уже немало: все тряпье изодрал на перевязки. На мне осталась последняя сорочка, да и то самая старая. Ну кое-чем перевязал и этого. Молоком попоил. Корову мэтээсовскую я оставил у себя, вот и пригодилась. Три дня молоком из бутылки отпаивал… Думал, не выживет. И только на четвертый день, когда он помаленьку заговорил, узнал я, кто это.
— Олеся, где Анна Вацлавовна, Игорек? — спросил Моцак.
Олеся ждала этого вопроса. Но, увидев предостерегающий жест Миссюры, поняла, что сейчас говорить о гибели Игоря не время.
— Анна Вацлавовна уехала к отцу. Там безопасней. — И Олеся коротко рассказала о том, как ездила с Анной Вацлавовной искать Гришу и его, Александра Федоровича.
Тяжело вздохнув, девушка закончила:
— Некуда мне теперь возвращаться!