Уже светало, когда отряд подошел к Припяти и погрузился в огромную долбленую лодку. И только теперь партизаны поняли, как они устали. Командир разрешил всем спать, а одному грести и смотреть по сторонам. Сам он после всего пережитого уснуть не мог, поэтому первый сел за весла.
Лодка остановилась только вечером в заливе, окруженном старым еловым лесом. Здесь было угрюмо, сыро и тихо. Антон разрешил уснуть очередному гребцу, которым был теперь Ермаков. И лишь после заката солнца партизаны вышли на берег и отправились болотистым лесом к своей родной реке.
Миссюра вел уверенно и быстро. Даже в тех местах, по которым сам шел впервые, он заранее предупреждал, где лес поредеет, где ручей, где будет заболоченная полянка. И то круто поворачивал, обходя невидимые препятствия, то, как лось, лез напролом сквозь колючие заросли. Но ни разу не потерял взятого направления. В полночь вышли в сухой сосновый бор, и командир сообщил, что до берега Стохода осталось пять километров. Решили немного отдохнуть, поесть. Но только расположились на траве, Миссюра поднял руку:
— Тихо!
Все замерли. Откуда-то издалека, словно из самой Сибири, доносилась волнующая мелодия старинной песни. А потом послышались и слова:
После того, что было совершено на железной дороге, партизаны чувствовали себя обновленными, и слова песни особенно глубоко западали в душу.
— Кто это? — спросил Егор.
— Окруженцы. Бойцы Красной Армии, — уверенно ответил комиссар. — Надежные ребята: не пали духом, раз поют. Может, подойдем, познакомимся?
— Пригласим в отряд, — ответил Миссюра и первым направился на звуки песни.
Вскоре в непроглядной лесной темноте заметили огонек. Но песня, которую теперь уже было слышно совсем хорошо, вдруг оборвалась. Огонек потемнел. Защелкали затворы винтовок. И оттуда, где только что беззаботно пели, донесся грозный окрик:
— Кто идет?
Окрик рассыпался на миллионы отголосков, будто бы каждая сосна повторила этот звук.
— Надо откликнуться, а то, чего доброго, начнут палить, — прошептал Ермаков.
— Кричи просто: свои, — посоветовал Егор.
— А кто их знает, свои они нам или чужие?
— Стой! — строго приказали от притухшего костра.
— Станьте за деревьями! — распорядился Миссюра и крикнул: — Мы партизаны, а кто такие вы, подходите, посмотрим.
Костер вдруг вспыхнул ярче прежнего, и лес огласился радостными возгласами:
— Своя братва!
— Давай на огонек!
Это были отбившиеся от своих частей пехотинцы. Их шесть человек. Месяц прожили на хуторе, залечивали раны. А теперь направились к линии фронта. Сейчас их интересовало только одно: можно ли пробраться к фронту. Но Моцак показал им листовку и стал убеждать не тратить силы на далекий, опасный переход, а, если им хочется бороться с фашистами, остаться здесь.
Бойцы не соглашались, пока не узнали о вчерашней диверсии на железной дороге. А когда Моцак рассказал, какое крушение устроили они совсем маленьким отрядом, красноармейцы стали сговорчивей.
— Ваш клин хорошая штука, но это раз-два, а потом фашисты примут меры и номер больше не пройдет, — вслух размышлял Сергей Орлов, считавшийся в шестерке за старшего. — А вот мины — это дело более надежное.
— Ну, мины… Где их достанешь? — заметил Егор Погорелец. — У нас была авиабомба, так израсходовали. А теперь жалеем: лучше бы на железной дороге ее подложить, чем на каком-то там гнилом мосту.
— Ты забыл, что за этим взрывом на гнилом мосту мы теперь живем как у Христа за пазухой, — возразил Егору Миссюра.
— Одна бомба погоды не делает, — сказал Александр Федорович. — О взрывчатке надо заботиться теперь и день и ночь.
— Я знаю, где есть немного тола и несколько мин, — заявил Орлов.
Неожиданно густо, как из решета, пошел колючий снег.
— Сапсем плохо дело! — щелкнув языком, сказал Омар. — Снег падать будет, след останется, фашист найдет лагерь.
— Это такой снег, что сам же следы и заметет, он на всю ночь, — успокоил Егор. — Антон же обещал провести нас зимней тропкой.
Миссюра кивнул утвердительно и сказал:
— Ну что ж, идемте. Будем искать зимнюю дорожку.
И теперь уже двенадцать человек пошли за Антоном. Партизанам казалось, что Миссюра поведет их по лесным чащобам да невидимым тропам. А он, наоборот, вывел на широкий, гладко засыпанный снегом проселок. На этом проселке пока что, как на свежевыбеленном полотне, не было ни одного следа.
— Надо оставить след только одного человека, — остановив отряд, коротко инструктировал Миссюра. — Я пойду первым, за мной наступайте след в след. Задним пойдет Ягор. Он в старых постолах. Притопчет все огрехи.