— Боже помогай! — нарочито громко сказал учитель.
Ответа не последовало. Но воз остановился, оглобли упали, и из-под зеленой шапки сена выглянул здоровенный, раскрасневшийся мужик лет тридцати. Телосложением он напоминал старого горбатого лося: весь вырос в спину и плечи, а ноги в белых домотканых штанах — крепкие, длинные. На разгоряченном крупном лице — широкая, счастливая улыбка.
Учитель понял, что человек этот радуется буйной неукротимой силе, играющей в его могучих руках. А руки у него большие, тяжелые. Пальцы толстые, узловатые и черные, точно болотные корневища.
— Да вы что ж это, сами тянули воз? — спросил учитель, удивленно глядя на силача.
Крестьянин улыбнулся еще самодовольнее и ответил:
— Алэ.
— А лошадь заболела?
— Чому?
— Так чего ж вы сами тянете такой тяжелый воз? Коня жалеете?
— Алэ.
— Коня жалеете? — учитель недоуменно пожал плечами.
— Вин так крэпко пасеться… — Мужик, прищурив глаза, посмотрел на опушку, где пасся сытый гнедой конь.
— Конь-то собственный?
— Чому? Хозяйский.
— А сено для кого?
Крестьянин отер лицо тыльной стороной ладони и не спеша почесал в затылке. Он, видно, никак не мог подобрать нужное слово и вот искал его, ероша тяжелые русые кудри, в которых запуталось несколько зеленых травинок и голубой цветочек величиной с дождевую каплю. Наконец слово было найдено.
— Кому сено? Та кому ж, звирам.
— Лосям да сернам?
— Алэ.
— Что ж, и серны нужны. Панам забава… — согласился учитель.
Лицо крестьянина вдруг помрачнело, словно на него упала тень от тучки, закрывшей солнце. Сощурившись, будто сам себе, сказал:
— Та вжэ хай лучше зверями забавляются, чем людьми. — Но тут же спохватился. — А вы до самого пана?
— Да, к графу.
— Ну, то прямо. От по той стэжци, мимо стожков. — Указав тропинку, повернулся к возу.
Но учителю не хотелось уходить, и он спросил мужика, где тот живет.
— А вы хто ж будете?
— Учитель из Морочны.
Мужик еще сильнее сощурил свои маленькие и черные, как паслен, глаза.
— У-у-чи-тель? — переспросил он. И тут же охотно пояснил, что он батрак Рындина, управляющего имением. И уже полушепотом добавил, что после одного случая хозяин запретил ему разговаривать с незнакомыми людьми.
— Тогда я пойду, чтобы вам не было неприятности.
— Чому? Не бойтесь. За вас совсём ничего не будет. — Узнав, что имеет дело с учителем, батрак начал стараться говорить по-городскому.
— Почему вы думаете, что за меня ничего не будет?
— Про вас и люди, и паны хорошо говорят.
— Ну, паны долго хвалить не будут, — усмехнулся учитель. — А вас как зовут?
— Антоном меня зовут. Был хлопцем, то и фамилия была. Миссюра моя фамилия. А зараз Антон — тай усе. А то еще Мараканом прозывают…
— Так это вы тот самый Антон, который цепом убил дикого кабана?
— Алэ, — Антон улыбнулся той же счастливой улыбкой, которой встретил учителя. — Крэпко я его…
Александр Федорович с интересом смотрел на странную фигуру этого человека. Он вспоминал рассказы морочан о том, что Антон весь изувечен и видит совсем плохо, но силы у него на пятерых.
— Не знаю, Антон, откуда вы берете такую силу. Но растрачиваете ее немилосердно.
Антон удивленно пожал плечами.
— А куда ж девать ее? На то она и сила, чтоб крэпко работу делать.
— Да, работу вы любите. Пан, наверно, доволен.
— А мне мало дела до того, что он про меня скажет. Оно лучше, коб работал на себя… Да ничего не поделаешь. Простому человеку, я так скажу, без работы совсем нельзя. Бывает, наробишься, аж ноги гудят. Повалишься на постель и вместо молитвы скажешь: крэпко сегодня поработал!
Учитель уже понял, что «крэпко» — любимое слово Антона. Употреблял он его часто невпопад, даже вместо «хорошо» и «красиво». Но каждый раз это слово полнее и глубже, чем всякое другое, выражало сущность его могучей натуры.
— Чего ж мы стоим на жарюке? — вдруг спохватился Антон. — Лучше ж под дерево… Вон под ту березу…
— Как интересно растет! — Учитель залюбовался старой березой с двумя круто изогнутыми под самой кроной стволами. — Никогда не видел такого причудливого дерева!
— Алэ. Добрые полозья растут. Крутые, гладкие, без сучка, — заметил Антон. — Думаю так, что двое саней выйдет. А по-вашему?
— Должно получиться, — ответил учитель, хотя смотрел на березу совсем с другой точки зрения.