Гриша ничего не ответил и решил больше не говорить с дедом о своих замыслах. Обидно ему было за дедушку: раньше говорил, не поддавайся нужде, а сам…
Шурша прибрежным камышом, быстро плывет по протоке лодка, груженная корзинками из тоненькой белой лозы. Гриша стоит на корме и, упираясь веслом в дно речушки, толкает лодку вперед и вперед.
Полешуки гребут только на озерах да когда перегоняют лодку с одной стороны реки на другую. Простая гребля даже двумя веслами кажется им слишком медленным способом плавания. Сухопутных дорог в этом краю намного меньше, чем водных. На сенокос плыви. На пашню, расположенную где-нибудь на грудке в середине болот, плыви. В Пинск, в Любешов да в любое местечко, где есть базар, удобнее всего добираться по воде. Вот человек и приспособился плавать легко и быстро. Встанет на середине лодки, поближе к корме, веслом или просто длинной палкой упирается в дно и с силой отталкивается. Лодка быстро мчится вдоль берега и послушно поворачивает на изгибах реки.
Гриша приставил ладонь козырьком к глазам и всмотрелся: на полянке мелькнуло село, издали похожее на старое, разросшееся в ширину и в длину осиное гнездо. Лишь по множеству крохотных окошек да высоких дымарей можно было догадаться, что в селе не меньше сотни дворов. Сухопутной дороги в село нет совсем. Зато чуть ни перед каждым окном возвышается огромный, увешанный тряпьем крест. Грише подумалось, что село строили на старом кладбище, где кресты уже подгнили и доживали свой век. За поворотом реки село скрылось.
Шелестит камыш. Ворчит, побулькивает за кормой вода. Гриша размечтался о том времени, когда они вылезут из долгов и он будет учиться в школе… Да не в простой, сельской, а в такой, где обучаются одни музыканты…
На широком заливе Стохода Гриша чуть не врезался в целую флотилию лодок, переплывающих речку.
Впереди всей процессии, на большой двухвесельной лодке, плыл старый косматый поп. Он стоял на середине лодки, устало размахивал кадилом и заунывно пел. Длинная пепельная грива его развевалась по ветру. На веслах сидел дюжий угрюмый парень. Следом, на рыбачьей душегубке, оборванный грязный мальчонка вез крышку гроба. На носу перед крышкой белел наскоро вытесанный топором осиновый крест. На рыжем челне, выдолбленном из целой колоды, стоял гроб с телом покойницы, обутой в лыковые постолы. Дальше дружной утиной стайкой плыло семь лодок, до предела нагруженных людьми.
Кто-то вполголоса пел, подтягивая попу. Кто-то тихо, неохотно голосил. Какая-то девочка глухо, надрывно рыдала. И никто ее не утешал, никто не успокаивал…
За всей этой процессией вплавь следовали мальчишки.
Один, видать самый отчаянный, наголо остриженный мальчуган, обогнав своих сверстников, вырвался вперед и даже поравнялся с лодкой попа. Он то и знай оглядывался и посвистывал черномазой лопоухой собачонке. Песик взвизгивал и поскуливал, но старательно шлепал передними лапами по воде и не отставал. Первыми достигли берега именно они, стриженый мальчуган и белый с черной мордашкой кудлатый песик. Заложив руки в карманы мокрых отцовских штанов, мальчишка стоял с победным видом. А пес отряхивался и вытирал морду о траву.
Когда поп вышел на берег, пес подбежал к нему и, ласково повиливая хвостом, начал ловить кадильницу: видно, считал, что косматый человек хочет с ним поиграть. Священник сердито топнул огромным сапогом. Песик удивленно и обиженно посмотрел на него. И хотя так ничего и не понял, поджал мокрый растрепанный хвост и спрятался за своего хозяина.
Священник, а за ним и весь народ, приплывший из-за реки, с тихим пением направились на холмик, на котором было старое, запущенное кладбище. Серые, в разные стороны похилившиеся кресты стояли густо и напоминали рукопашную схватку каких-то грязных, пьяных оборванцев.
Гриша знал, что жители Комор хоронят мертвецов своих на острове потому, что село стоит на таком низком месте, что раз копни лопатой и — вода. Ни погреба, ни могилы на этом болоте не выроешь. Но ему захотелось узнать, кто это умер. Остановив лодку возле кучки людей, собравшихся на правом берегу, он обратился к сухой горбатой старушке, которая, опершись на палку, смотрела за речку так, словно кого-то умоляла, чтобы и ее поскорее отвезли к месту вечного покоя. Старушка ничего не ответила.
— Перевезешь на ту сторону, так скажу, — вызвалась косматая девочка лет десяти.
— Садись, — не раздумывая, ответил Гриша.