Он оказался одиноким — и в личном, и в социальном смысле. Стоя между двумя огромными грозными существами, готовыми вот-вот броситься друг на друга, он был мизерным препятствием, подлежащим устранению одним, даже не слишком сильным ударом.
И тут, впервые за всю свою запутанную и противоречивую жизнь, он отчетливо почувствовал, отчетливо понял свою обреченность. Это испугало его, он ринулся искать спасения из ловушки, уготованной ему судьбой, но, не найдя сразу выхода из нее, впоследствии не обрел ни сил, ни мужества настойчиво продолжать поиск...
Узкий мир его бытия стал еще уже. Дорога к славе привела на край пропасти, потому что сама слава для людей узкого мира, для людей, лишенных цепной связи с огромным механизмом человеческой истории,— одна лишь фикция.
И вдруг он вспомнил о Масловском, как наяву, увидел эту страшную человеческую маску, ужасный оскал щербатых зубов... вспомнил... и даже не ощутил брезгливости, как прежде. В нем проснулась тоска по Масловскому, он. затужил по его циничному скептицизму.
Он — в отчаянье, в растерянности, в отупении — ринулся в ночной мир. Самые соблазнительные проститутки наперебой щедро одаряли его своими ласками, знаменитые воры подружились с ним, бродяги всех категорий и рангов почитали за честь для себя выпить с ним кружку пива.
Однажды, сидя в грязном и чадном кабаке, посещаемом обычно исключительно «своими», цедя сквозь зубы густое и горьковатое пиво, Юткевич заметил нового посетителя. Тот, войдя, замешкался на пороге, словно бы выжидая, пока на него обратят внимание завсегдатаи. Его заметили и тотчас заволновались, зашумели, засуетились. Хозяин выбежал навстречу с бокалом вина, напыщенно приветствуя гостя, проститутки, воры, герои ночных похождений — все спешили выразить ему свое уважение.
Незнакомец медленной поступью шествовал через комнату, хмуро, озираясь по сторонам. Он двигался, как здешний бог. Все, стоя, кланялись ему. Малиновый шарф, словно язык пламени, окутывал его шею. Тонкие, женственные руки были усеяны сверкающими перстнями. Красноватый берет кокетливо сполз на одно ухо, прикрывая собой вьющиеся черные волосы. Полы нового модного плаща развевались на ходу.
Наметанный глаз артиста сразу оценил по достоинству эту необычную фигуру.
Все, стоя, приветствовали этого человека. Лишь один Юткевич, завороженный видением, не тронулся с места, уставившись на незнакомца.
Тот, словно почувствовав уставленный на него взор, медленно повернулся к Юткевичу. Глубокие, умные глаза, казалось, остановились.
— Кто это?
Хозяин заведения, почтительно сгибаясь вдвое, быстро-быстро залепетал:
— Это... свой... приятель... добрый человек...
— Сгинь,— отмахнулся от него пришелец.
Хозяин отскочил на свое место и застыл там наизготовку, чтобы в любую минуту броситься, как собака на зов охотника, прислуживать незнакомцу. А тот приблизился — нарочно не спеша — к столу, за которым сидел Юткевич, опустился на стул и сказал:
— Мы незнакомы. Новый человек для меня — находка. Вижу, ты не моей профессии, чужак. Ты журналист?
Юткевич ответил кратко: мол, нет. Тогда человек подхватил:
— Говоришь, нет? Не думаю, чтобы ты был агентом полиции. Тогда кто же ты на самом деле?
Серьезные черные глаза человека открыто смотрели на него, и — удивительная вещь! — их взгляд как бы сулил расположение и дружбу. Юткевич знал, что люди в этом «подпольном» мире говорят в открытую, он за короткое время поисков приюта для своей больной и истерзанной души сумел понять, что все у этих людей — на глазах всего «сословия», даже любовь, даже отношения совершенно интимного порядка. Торжественный ритуал прихода человека, его манера держаться с хозяином заведения, наконец, его экстравагантное, но шикарное одеяние — оценив все это, Юткевич догадался, что перед ним крупный представитель «среднего сословия», король воров. С первых же дней знакомства с блатным миром он интересовался рангом и весом тоготили иного представителя «вольной» профессии. Они называли себя «вольными» художниками «среднего сословия», но была и среди этих «вольных» своя четко обозначенная иерархия, были свои короли, магнаты, начальники и подчиненные. Этот мир копировал обычный мир дипломатии, ловкости и эксплуатации, власти сильного над слабым, богатого над бедным. Это была целая армия, государство в государстве, и закон, борясь против этого мира, укреплял его. Возможно, приди сюда Мессия и скажи этим людям: