- Можешь не разуваться – тихо произнес Макс – Кухня сразу за дверью. Видишь?
Девушка скрылась за стеной. Парень слышал, как льется вода из крана, превращаясь в симфонию пианино, самую прекрасную и восхитительную. Перед глазами опять побежали кровавые разводы на стенах. Макс знал, что Мелисса уйдет, он примет таблетки. А завтра? Завтра будет новый день. Сутки в одиночестве, без тепла и любви. Они так сильно въелись в обыденную жизнь молодого человека. Все те же карие глаза смотрели с фотографии на стене. Они начали моргать, что-то шептали губы. Как же это все достало Макса.
- Это она? – раздался вопрос из пределов кухни – Макс!
Парень направился в помещение. Доски под ногами ломались, из-под них лезли страшные гнилые руки, стараясь схватить молодого человека за ноги, утащить в бездну звуков и криков, в океаны бурлящей крови, чтобы он пытался дышать, но багровое моря забивало его легкие, пока не закроются глаза. Макс так к этому привык.
- Что? – спросил парень, переступив порог кухни
- Я говорю, это она?
Мелисса держала в руках фотографию жены Макса. И лишь парень видел, как она улыбается, как оживает поблекший снимок, как из ее глаз сочится черная смола, пачкая изящный объектив фотокамеры. Дрожь побежала по телу.
- Да
- Красивая. Как ее звали?
- София
- Красивое имя. Мне пора. Пойдем, закроешь за мной дверь. Хорошо?
Мелисса положила фотографию на стол. Из нее полезли черви, пожирающие плоть Софии. Они выдирали ее глаза, наслаждаясь ядовитыми соками. Злость в душе Макса становилась все сильнее. Он шел сзади Мелиссы. Она закроет дверь, а парень останется в одиночестве, бесконечной грусти и помешательствах. Нет!
Макс резко схватил бейсбольную биту, стоявшую около входной двери. Мелисса не успела даже развернуться. Тяжелый удар. Сильный хлопок. Капли крови разлетелись из ее затылка. Девушка рухнула на твердый пол без сознания. Нет, Макс не убил ее. Мелисса дышала, но не видела уже этот мир. Ее разум отправился в бесконечные коридоры мыслей, где нет боли и зла. Кровь медленно сочилась из затылка, пачкая прекрасные русые волосы. Макс бросил биту на пол. Он и сам не понимал, зачем сделал это.
Капли крови зависли в воздухе. Словно попали на невидимый лист совершенного стекла. Они приклеились к атмосфере большими кляксами, невесомые, готовые сорваться в любой момент. Макс медленно начал трогать их пальцами, выводя какие-то слова. Он размазывал кровь по воздуху, чувствуя ее теплоту, жар. Восхитительное чувство проникало в его душу, заполняя ее невероятной легкостью, волшебством, если угодно. Парень понимал, что он теперь не будет одинок, никогда. Макс продолжал выводить слова на воздухе кровавой краской. А вскоре, забросил Мелиссу на плечо и медленно спустился в подвал, оставив в коридоре лишь багровую надпись, кипящую, подобно грешникам в недрах ада, - «Никогда!».
Глава 3. «Неприятное знакомство».
Мелисса медленно открыла ресницы, как сонные люди поднимают жалюзи к небу, чтобы увидеть этот скользкий миг. Перед глазами все кружило. Знаете, когда вы летите на высоких каруселях, танцуя в определенном круге воздуха, собираете руками потоки и замечаете лишь редкие детали планеты. Затылок сильно болел. Мелисса чувствовала, как липкая кровавая жидкость склеивает кончики ее волос, изменяя цвет. Цвет, подобный тому, что люди называют счастьем. Оттенок радостных улыбок, тепла и доброты. Кровь все еще сочилась из раны. Девушка хотела коснуться головы руками, но с ужасом обнаружила, что ее запястья пристегнуты к старой батарее. Стальные браслетики сжимали кисти, но не так сильно, как на свалках прессуют машины, скорее так, как держит любящая рука. Знаете, когда через кисть можно почувствовать, как медленно по венам бежит кровь, лопаясь в надутых пузырьках, как стучит сердце, охваченное пламенем эмоций. Ее черные чулки были слегка порваны. Нет, не так. Лишь один из них. Да и то, это нельзя было назвать дыркой, скорее тонкая затяжка, которая подчеркивала красоту ее ног. Мелисса закрыла глаза, стараясь унять размытые картины. Веки вновь распахнулись.
Подвал. Старые зеленые стены с грязной краской на них сжимали помещение с четырех сторон. Казалось, этот подвал – потерянные звенья искусства. В нем было все. Фарфоровые вазы украшали старый комод, выполненный в стиле девятнадцатого века, с глубокими резными узорами. Мольберт, который находился у дальнего угла, уныло стоял в одиночестве, вдыхая собственную пыль. Как же давно к нему не прикасались кисти мастеров. Наверное, холсты имеют свойства скучать. Ведь, каждый из них мечтает стать чем-то великим, красивым, не обычным белым листом бумаги, а тем шедевром, которым будут восхищаться поколения. Нет, не творцом, лишь красками на этом холсте. Казалось, даже можно было услышать, как плачет мольберт. Невысокий стул впивался в бетонный пол, словно высасывая через него всю красоту, отдавая лакированными гранями изысканности. Он отлично сочетался с дубовым письменным столом. Подсвечник удерживал в себе расплавленный воск, чтобы тот не вылился через край, пачкая листы обнесенные буквами из чернильницы, стоящей на тумбе, старой и разбитой. Школьная доска, покрытая грязной тряпкой, похоже, это была некогда белая простыня, находилась около стены, наверху которой, прямо около самого потолка, виднелось маленькое пыльное окошко. Оно было слегка приоткрыто так, что легкий ветерок колыхал тряпку, закрывающую доску. Холодный бриз. Этот ветерок наполнял ароматом жизни и боли. Казалось, в нем готовы были утонуть миллионы мельчайших частиц, танцующих в воздухе, обнимающих друг друга за талию. В подвале так тихо, что можно было услышать даже их поцелуи. Лишь изредка звук цепи врывался в пустоту, разрывая ее, как лист бумаги с неоконченной главой.