На основании своих житейских наблюдений миссис Олдэн могла прийти к определенному заключению: все эти законы и условности заметно теряют свою власть и уступают место новому веянию — «делать все что угодно». Каждому ясно, что власть таких женщин, как миссис Дэвон — типичной представительницы старого режима,— обладающих чувством собственного достоинства, суровых и замкнутых в своем кругу, отступает под напором людей нового типа, эксцентричных фантазеров, неустойчивых и шумливых. И эта молодежь ни с кем и ни с чем не считается и думает только о том, как бы повеселей провести время в самых нелепых и бурных развлечениях. В прежнее время, бывала, приглашения к обеду рассылали на -изящных карточках в официально установленной форме, а теперь миссис Олдэн получила на днях такое приглашение по телефону: «Пожалуйста, приезжайте обедать, но только с условием, что привезете с собой кавалера, иначе нас будет за столом тринадцать».
А вместе с этим растет и погоня за роскошью, неслыханная расточительность.
— Вас все здесь удивляет,— сказала она,— но поверьте, если бы вы приехали сюда лет через пять, то на-шли бы, что нынешние понятия устарели, а все законодатели современного общества отстали от жизни. Вы увидели бы новые отели и театры и убедились бы, что все стало втридорога — и наряды, и еда, и обстановка. Еще недавно собственный автомобиль был роскошью, а теперь — такая же необходимость, как ложа в опере, а все видные люди в обществе имеют уже собственные поезда.
— Я еще помню времена, когда наши девушки носили летом хорошенькие муслиновые платья, которые прекрасно стирались. А теперь носят простенькие кисейные платьица a la Princesse с ручной вышивкой шелком и с отделкой из лент и настоящих кружев; эти платьица стоят по тысяче долларов каждое, и их нельзя стирать. В старину, когда на обед приглашалось человек десять — двенадцать, мой повар сам его готовил, а подавали мои служанки. А теперь я вынуждена платить десять тысяч долларов в год управляющему, и все-таки у меня нет ничего хорошего. Теперь мне приходится приглашать на обед по сорок — пятьдесят человек; я вызываю поставщика, который приносит все необходимое, а мои слуги уходят со двора и напиваются.
Раньше хороший обед обходился в десять долларов на персону и только в особых случаях по пятнадцати. А теперь задают обеды, которые стоят по тысяче долларов на каждого человека! И если стол украшен красивыми цветами — это теперь считается недостаточным, надо еще сооружать целые декорации. Обед должен происходить на фоне какого-нибудь сельского ландшафта, в полоскательнице для рук должны плавать золотые рыбки, стол должен быть усыпан вывезенными из Флориды орхидеями по крайней мере на пять тысяч долларов, и гостям необходимо преподносить розы, которые обходятся по сто пятьдесят долларов за дюжину.
В прошлом году я была в Уолдорфе на обеде, который стоил пятьдесят тысяч долларов. И когда я приглашаю этих людей к себе, я обязана ответить им таким же приемом. На днях я заплатила тысячу долларов за скатерть!
— Зачем же вы это делаете? — отрывисто спросил Монтэгю.
— Бог его знает зачем,— ответила она.— Я и сама иногда задаю себе этот вопрос. Может быть потому, что мне больше нечего делать. Это напоминает мне историю с моим братом; в Саратоге он проигрывал большие деньги в каком-то «горном доме, и его кто-то спросил: «Дэви, зачем ты ходишь туда, разве ты не знаешь, что там шулера?»— «Конечно знаю,— ответил он,— но, черт побери, это единственное место в городе, где можно играть!»
Да, никто не может противостоять этому напору,— сказала миссис Олдэн, немного подумав.— Это все равно, что пытаться плыть против течения: приходится держаться на поверхности ,и делать то, чего от вас ожидают все — ваши дети и ваши друзья, ваши слуги и ваши поставщики. Весь мир будто сговорился против вас.
— Это ужасно,— сказал молодой человек.
— Да,— ответила она,— и этому нет конца. Вы думаете, вам уже все известно, и вдруг оказывается, что в сущности вы знаете очень мало. Подумайте, какое множество людей бьется из последних сил, чтобы только не отстать от других! Говорят, в Америке семь тысяч миллионеров, а я утверждаю, что в одном Нью-Йорке их по крайней мере тысяч двадцать, и даже если не у всех имеются миллионы, они все тратят столько же, сколько миллионеры, что в конце концов одно и то же.
Вы и сами должны понять, что если человек расходует десять тысяч долларов только на аренду дома, он будет тратить на жизнь не меньше пятидесяти тысяч. А ведь существует еще Пятая авеню, которая тянется на две мили; есть еще Мэдисон авеню и еще кварталы, примыкающие к ней, да еще гостиницы и пансионы, не считая Вэст-Сайда и Риверсайд-Драйв. Вы встречаете толпы этих людей в магазинах, отелях, театрах, и все они хотят быть одетыми лучше, чем вы.