— Что вы поделывали эти дни? — спросил майор. Тот расплылся в сияющей улыбке и ответил:
— Да ничего особенного. Как всегда, соблазнял жен своих приятелей.
— И кто же последняя жертва?
— Почитайте газеты, узнаете,— расхохотался Симз.— Говорят, за мной установлена тайная слежка.
И, тихонько посмеиваясь, он двинулся дальше. Майор сказал:
— Это Моултби Симз. Слыхали?
— Нет,— ответил Монтэгю.
— Его имя часто попадает в газеты. На днях против него возбудили судебное дело — он, видите ли, не мог уплатить по счету за вино.
— Это член-то «Клуба миллионеров»? — рассмеялся Монтэгю.
— Да. Газеты прямо изощряются в остротах на его счет,— сказал майор.— Он промотал несколько состояний; последним было состояние его матери — что-то около одиннадцати миллионов. В свое время он был парень не промах.
Но тут подоспел уксус, прованское масло, и майор занялся заправкой салата. Это была настоящая церемония, и, наблюдая за ней, Монтэгю немало позабавился. Прежде всего майор поставил перед собой все необходимые составные части этого блюда и критически их оглядел. Затем размешал в столовой ложке уксус с перцем и солью и окропил этой смесью салат. Далее, очень медленно и осторожно, он полил его прованским маслом, а листья хорошенько перемешал и перевернул, чтобы они как следует всем этим пропитались. В то же время достойный старец продолжал с увлечением повествовать о проделках Моултби Симза,— может быть, поэтому он так долго и провозился с салатом; он хлопотал над ним, как куропатка над своими цыплятами, и прерывал свой рассказ через каждые две-три фразы.
— Была у него некая Ленора, оперная звезда, и он подарил ей около двухсот тысяч долларов железнодорожными акциями... В сущности говоря, ромэн нужно подавать не в салатнике, а па четырехугольном плоском блюде, чтобы кончики оставались совершенно сухими... Ну, а когда они поругались, она обнаружила, что старый хитрец ее надул: на ее имя акции вовсе и не были переведены... Вилкой, знаете ли, тут пользоваться не полагается... Ленора стала угрожать ему судом, и кое-как они все-таки поладили... он отдал ей половину суммы... Если этот салат заправить как следует, то на дне не останется ни капли масла.
Последнее замечание означало, что процесс приготовления достиг высшей точки и длинные хрустящие листья будут сейчас любовно перевернуты в последний раз. Лакей замер в почтительном ожидании, а майор сам положил на серебряную тарелочку два-три листочка для пробы Монтэгю.
— Ну как?— спросил торжествующий хозяин.— Салат хорош только в том случае, если он не сладок и не горек, а заправлен в самый раз.— И, с беспокойством следя за выражением лица Монтэгю, майор добавил: — Если он хоть чуточку горчит—скажите, и мы его отошлем. Это им не впервые.— Но салат не горчил, и майор наложил порцию себе, после чего лакей подхватил со стола пустой салатник.
— Я слышал, будто этот салат — единственная столовая зелень, полученная нами в наследство от римлян,— заметил старичок, пережевывая сочные курчавые листочки.— О «их еще Гораций упоминает, помните? Но все, о чем я рассказал, происходило с Симзом в молодости. Однако, когда его сын стал уже взрослым, он вторично женился на какой-то хористке.
Вслед за салатом майор проглотил еще один коктейль. Вначале обеда Монтэгю заметил, что у него трясутся руки и слезятся глаза; но сейчас, после обильных возлияний, майор снова был полон сил и — если это только возможно — еще более неистощим на анекдоты. Монтэгю подумал, что наступило самое подходящее время, чтобы завести речь об интересующем его вопросе, и когда подали кофе, он сказал:
— Вы не возражаете против небольшого делового разговора после обеда?
— Если с вами, то нет,—ответил майор.— Но какие у вас там дела?
Монтэгю сообщил ему о предложении своего приятеля и описал изобретение. Майор внимательно выслушал до конца; подождав, Монтэгю спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Изобретение ровно ничего не стоит,— решительно буркнул майор.
— Почему же?
— Да потому что, если б оно чего-нибудь стоило, компании давно пустили бы его в ход, а вашему приятелю не заплатили бы ни гроша.
— Но у него патент!— возразил Монтэгю.
— А черта им в этом патенте! — воскликнул майор.— Что для юриста большого концерна какой-то патент? Изобретение возьмут и пустят его в ход от Майями до Техаса, а если он вздумает подать в суд, они так запутают дело всякими техническими премудростями и увертками, что и в десять лет не распутаешь, и пока он его будет распутывать, то сто раз разорится на процессе.
— Неужели так бывает?—спросил Монтэгю.
— Бывает!—вскричал майор.—Это случается так часто, что можно сказать, только так и бывает.— А вас, по-видимому, просто хотят поймать на удочку.