— Ради бога, узнайте же, наконец, что происходит!
Минуту спустя, в контору влетел запыхавшийся человек с выпученными глазами и на всю контору провозгласил: «Директора объявили дивиденд за последнюю четверть в три процента и еще экстрадивиденд — в два!»
Тогда Оливер схватил брата за руку и бросился с ним к выходу.
— Беги к своему маклеру! Если акции перестали подниматься, сейчас же продавай. И во что бы то ни стало до закрытия продай все! — крикнул он, а сам помчался в свою штаб-квартиру.
Оливер прибежал в контору Хэммонда и Стритера около половины четвертого; он едва переводил дух, волосы его были всклокочены и одежда растерзана, но на всей фигуре было написано торжество. Монтэгю умаялся не меньше брата и чувствовал себя совершенно разбитым после пережитого нервного напряжения.
— По сколько ты продал? — спросил Оливер.
— Примерно по семьдесят восемь и три восьмых. Под колец опять произошло резкое повышение, и Монтэгю продал все свои акции, не дождавшись последнего скачка.
— А я — по пять восьмых,— сказал Оливер.— О, господи! Наконец-то!
Были, однако, в конторе и такие, что «промахнулись»,— и среди них сам мистер Стритер. С досадой и горечью глядели эти люди на сияющие лица двух счастливчиков, а те между тем даже и не замечали их. Они ушли, чуть не приплясывая от радости, и в ближайшем ресторанчике пропустили рюмочку-другую, чтобы угомонить расходившиеся нервы.
Раньше завтрашнего дня получить деньги на руки было нельзя, но Монтэгю уже вычислил свой барыш: он составлял без малого четверть миллиона. Из этой суммы двадцать тысяч уйдет на долю неведомого осведомителя; однако и остаток был щедрым вознаграждением за сегодняшнюю шестичасовую работу.
Его брат выиграл вдвое больше, чем он. Но когда они ехали домой и, потрясенные, шепотом обсуждали происшедшее, обещая друг другу хранить все в глубочайшей тайне, Оливер вдруг с сердцем ударил себя кулаком по колену:
— Черт возьми! — воскликнул он.— Не будь я дурак и не старайся застраховать себя на какой-то лишний пункт — мне достался бы миллион!
Глава пятнадцатая
После такой победы у кого угодно появится рождественское настроение: захочется музыки, танцев — всего, что вносит в жизнь радость и красоту.
Естественно поэтому, что Монтэгю весело приветствовал миссис Уинни, которая заехала к нему в своей лучшей «автомобильной» шубке из белоснежного горностая — такой роскошной, что где бы миссис Уинни ни появлялась, люди оборачивались и, затаив дыхание, провожали ее глазами. И сама миссис Уинни — с горячим румянцем на щеках и блестящими черными глазами — была воплощением здоровья и счастья.
Разъезжая в громадном туристском автомобиле, можно было позволить себе наряжаться в горностай. Это был маленький отель на колесах; в нем помещалось шесть кресел-постелей, письменный столик и умывальник; по вечерам автомобиль освещался красивыми электрическими канделябрами. Стенки его были отделаны южноамериканским палисандром, а кресла обиты испанской кожей и сафьяном; здесь был и телефон для переговоров с шофером, и холодильник, и шкафик, в котором хранились припасы и сервировка для завтрака,— словом, в этом волшебном автомобиле можно было провести целый час и не открыть всех заключавшихся в нем сюрпризов. Он был сконструирован специально для миссис Уинни два года назад и, как писали газеты, стоил тридцать тысяч долларов; тогда ом был совершенной новинкой, но теперь такими автомобилями обзавелись «решительно все». В нем можно было с полным комфортом сидеть, смеясь и болтая, как в гостиной, и в то же время мчаться со скоростью экспресса, ни разу не ощутив ни толчка, ни сотрясения, ни малейшего шума.
Улицы проносились мимо с магической быстротой.. Миновали парк и Риверсайд-Драйв и выехали -на проложенную вдоль реки дорогу, которая начинается у Бродвея и бежит до самого Олбэни. Это был шоссированный проспект, застроенный по обеим сторонам богатыми, внушительного вида особняками. Проехав еще немного, путешественник оказывался среди больших загородных поместий, под которые отошел целый округ в сотни квадратных миль. Были тут и леса, и озера, и реки; были сады и оранжереи, изобилующие редкими растениями и цветами, были парки с оленьими пастбищами и аллеями, где расхаживали павлины и птицы лиры. Склоны холмов, по которым вилась дорога, представляли один сплошной необъятный луг, а на вершинах наиболее крупных возвышенностей стояли дворцы самых удивительных стилей и форм.