— Дорогая, позволь представить тебе синьора Капоселлу, моего врача.
Итальянец расцвел в одно мгновение, начал кланяться и воскликнул с энтузиазмом высшей степени:
— È un grande onore per me, Signora Principessa!
Впрочем, процедуру представления свернули быстро, и все занялись своими обязанностями: медики начали издевательства, я — мужественно переносил это. Через десяток секунд я напоминал стейк, который готовят в дорогом ресторане — температуру измеряли в четырех точках организма, а потому возможности говорить у меня не было. Пока столбик ртути стремился к нужной отметке, медики оценивали количество и характер отделяемого из дренажей.
— Бонжорно, господа, — вошел Моровский с набором для инъекции.
Впрочем, Вацлава почти никто и не заметил — все заинтересованно смотрели на все четыре термометра. Я бы сказал, что эти нехитрые приборчики заняли всё их внимание. Только Агнесс повернула голову и слегка рассеянно пробормотала: «Здравствуйте».
— Тридцать шесть и две, — наконец, объявил Капоселла. — Отделяемого почти нет, но нам надо дождаться перевязки. Консилиум сделает заключение, но, герр фюрст, могу сказать, что произошло чудо. Хвала мадонне! И хвала вашему «панацеуму». Я такого не видел никогда! Никто не видел! Вы находились на пороге смерти!
Слова звучали громко и пафосно, но я смотрел на Агнесс. Она повернулась ко мне, и... то ли мне показалось, то ли действительно в её глазах мелькнули тревога и надежда.
***
Всю неделю мне хотелось есть. Вот того самого шашлыка, из сна. Головой я понимал, что больше перетертого супчика на втором бульоне и кашки-размазни на воде мне ничего в ближайшее время не светит, но как же сложно уговорить себя не желать жареного мяса с хрустящей корочкой! Интоксикация отступала, организм требовал энергии и строительных материалов. И это... вселяло надежду. Скрестим пальцы, господа.
Капоселла не скрывал восторга. Он продолжал продуцировать длинные тирады о том, как я почти воскрес. Микулич же сохранял привычный скептицизм.
— Рано радоваться, — напомнил он, как всегда, деликатно. — Возможна инкапсуляция. Одна радость — вы ещё здесь, а это уже неплохо.
Йоханн умел одной фразой спустить любого с небес на землю. И правильно: удачу нужно вести осторожно, как крупную рыбу, чтобы не спугнуть. А то сколько раз так бывало: обрадовались, сообщили об успехе, а утром пришли на работу и принялись писать посмертный эпикриз. Ждём.
Наконец, все разошлись, оставив меня с Агнесс. Впервые за долгое время мы остались наедине. Я ждал, что она скажет, как-то поддержит разговор. Но жена упрямо молчала, разглядывая на стене нелепую картину с морским пейзажем.
— Если она тебе так нравится, я могу выкупить её у клиники, — попытался пошутить я. — Думаю, препятствий не будет. Повесим в детской.
О да! Теперь уже придется задуматься о всяких ползунках, колясках и прочей младенческой атрибутике. Подумал и тут же себя одернул. Только что сам рассуждал об удаче и как легко ее спугнуть.
— Не надо, — сухо отозвалась Агнесс. Продолжила говорить со стеной: — Хочу, чтобы ты знал: конечно же, я останусь с тобой. Буду верной женой и хорошей хозяйкой. Но большего от меня не жди. Своим обманом ты... что-то убил. Так нельзя!
Вот же... Будто о погоде говорит. Надо ее переключить на что-нибудь другое.
— Какой срок задержки? — поменял я тему. — Ты обращалась к врачу?
— Примерно восемь недель. Ни к кому я не ходила. Всё протекает хорошо пока. Спать только хочется. Собиралась сказать тебе... после поездки. Думала, это будет наш праздник...
Её голос задрожал, и она отвернулась. Ну вот — снова слёзы. Я понял, что продуктивного разговора не получится. Теперь в ее теле бал правят гормоны. И в наших отношениях тоже. Эти эмоциональные качели — «горячо-холодно» — будут до родов. А может быть, и после.
— Ты устала. Сюда ведь прямо с вокзала? Езжай сейчас в гостиницу, отдыхай. Вернешься, когда сможешь. Я очень рад, что ты приехала. И да — это наш праздник. Я тебя поздравляю.
А что мне говорить? С беременными спорить — дело безнадежное.
Тут в палату вошёл Капоселла, очень вовремя. Узнав о поиске отеля, он засиял, будто ему вручили орден.
— Конечно, «Grand Hotel et de Milan», — начал он торжественно, будто рекламировал собственный дом. — Во-первых, это совсем рядом, и синьоре принчипессе будет удобно посещать вас, герр фюрст. Во-вторых, это самый лучший отель в Милане, достойный принимать даже особ королевской крови. В-третьих, это совсем рядом со знаменитым театром «Ла Скала». Если дорогая гостья пожелает, она сможет пойти туда. И я с огромной радостью составлю компанию синьоре принчипессе.