Джоан на похороны не приехала, полагая, что их роман закончился еще до гибели Хилсмена.
Андрей Черкизов
ПОЗИЦИЯ
Диалог с Юлианом Семеновым, прерываемый размышлениями и комментариями, о политическом романе, детективе и законах жанра, а также о писательской судьбе.
I
А. Ч. Поговорим о политическом романе? Что это вообще такое?
Ю. С. Полегче вопроса нельзя задать?
А. Ч. Я не обещал легких вопросов.
Ю. С. Всякое произведение на современную тему — есть произведение политическое. Современность немыслима вне политики, она насквозь политизирована, пропитана борьбой между альтернативами, поэтому, какую бы задачу мы ни решали, она всегда прямо или опосредованно — политическая задача. Сторонники этой точки зрения утверждают: количество молока, получаемое от коровы, есть тоже политическая проблема. Они правы, ибо еще Владимир Ильич Ленин говорил, что главным агитатором за социализм будет уровень жизни. Итак: всякий ли роман является политическим? И другой вопрос: многие ли читатели интересуются политикой? А если нет, почему? Что и кто в этом повинен? Что же есть политическое в искусстве? Жанр, тема, позиция, направление?
Поищем ответа вдвоем?..
Л. А. От чего я оторвал вас?
Ю. С. Почему «вас»? Разве мы не дружим четверть века? Разве мы не товарищи… как бы это поточнее сказать? — по борьбе за идейные ценности? «Вас» — это для дипломатов.
Л. А. Хорошо, от чего я оторвал тебя?
Ю. С. От пишущей машинки. Только что вернулся из поездки в Западную Европу. По-прежнему занимаюсь пропавшей Янтарной комнатой и теми сотнями тысяч художественных ценностей, которые гитлеровцы награбили из наших музеев.
Л. А. Это будет политический роман?
Ю. С. Как пирог ни называй, только в печку поставь.
Л. А. Я хочу назвать пирог по имени. Меня интересует твое отношение к политическому роману как жанру современной литературы.
Ю. С. Политический роман — дитя эпохи научно-технической революции. Радио, ТВ в каждом доме… На полках политические биографии. До дыр зачитываются книги, написанные В. Г. Трухановским и Н. Н. Молчановым, «Августовские пушки» Барбары Такман, воспоминания вице-адмирала Кузнецова «Накануне». Все это — бестселлеры нашего времени. Сегодня переброс за двенадцать часов из Шереметьева в Манагуа — реальность. Меня волнуют не жанры, а скорости. Вековые страсти человека в пересчете на новые скорости. Я боюсь литературоведения с его окостеневающими на глазах формулами.
Л. А. Но все-таки. Считаешь ли ты жанр политического романа (то есть жанр, в котором традиционная романтическая «интрига» — история индивида, история души, история выделенной из общего потока конкретной человеческой жизни — сопоставлена не просто с «достоверным фоном», но с картиной политической жизни нашего времени), считаешь ли ты этот жанр принципиально новым или видишь его предшественников в истории литературы? Почему ты уверен, что современности нужен именно этот жанр?
Ю. С. Я исхожу из того, как лучше отобразить реальность, показать ее структуру. И потому уверен, что политическое нынче — обязательно. Интрига интригой, главное — завоевать читателя; как в каждом случае удобнее, эффективнее, так и делаешь, а что за жанр получился — пусть себе критики решают.
Л. А. Но предшественников своих литературных можешь назвать? Ориентиры у тебя есть?
Ю. С. Разумеется, Джон Рид и его «Десять дней, которые потрясли мир», «Испанский дневник» Михаила Кольцова. Что поражает у Рида? Описывая революционную борьбу, он ставит друг перед другом достойных противников. При всей своей тенденциозности, без которой не может быть политического писателя, Рид сохранял объективность, не купировал «неугодные» имена и события — потому ему веришь и поныне. Михаил Кольцов тоже отлично знал, на чьей он стороне. Но и он не искал готовых ответов на сложнейшие вопросы революционной реальности. Он анализировал, он доискивался причин, он — как медик — выслушивал действительность и ставил ей диагноз. Точность его диагнозов я мог в какой-то степени проверить сам, когда в начале семидесятых попал в Испанию…
Л. А. Стало быть, предшественников современного политического романа вовсе не обязательно искать среди романистов?