Профессор Менделеев и студиоз Столыпин по-хорошему дружили, а тут, при защите диплома кандидата, – прямо на следующий год! – что называется, нашла коса на камень… доломитовый.
Сейчас, спустя четыре года после окончания университета и три года после диплома кандидата физико-математического факультета, Петр Аркадьевич Столыпин не был уже столь наивен, чтоб бесповоротно увязнуть… в навозе, да, в навозе! Он без обиняков, при защите кандидатского диплома, во всеуслышанье заявил:
– Вы ничего не понимаете, профессор, в сельском хозяйстве! Как же без навоза?!
Профессор стерпел выходку своего любимого ученика. Он просто подошел к лабораторному шкафу, достал два желтых камушка – и над кадкой с фикусом стал растирать их; камни были мягкие, легко поддавались. Подкормив заморский фикус, он перешел к лермонтовской пальме, потом к дамской герани, потом и к другим цветочным горшкам. На естественном факультете любили зелень, и начальство терпело такое нарушение порядка – даже столь непривычную защиту кандидатской диссертации, когда председатель трет камушки, а кандидат в кандидаты (профессорский каламбур!) знай себе похихикивает в еще не отросшие усы.
– Что я делаю? – в конце концов вопросил профессор.
– Растираете доломитовый камень.
– Для чего, уважаемый кандидат в кандидаты?
– Чтобы получить доломитовую муку.
– Опять же – для чего?
– Для собственного удовольствия, профессор! И для тренировки рук, разумеется.
– Я что – карманный воришка, чтобы руки тренировать?!
– За это нелепое предположение извиняюсь, профессор. Но в здоровом теле – здоровый дух, не правда ли?
– Мы не медики, и вы прекрасно знаете, Столыпин, что доломит для земли гораздо калорийнее золы и вашего навоза. Втрое, вчетверо! Жаль, ученых неучей (опять каламбур!) у нас много, а доподлинно исследовать, сравнить – некому. Но все же предположу: именно доломит и выведет суглинки да подзолы в один ряд с черноземами. А может, и выше того.
Ну, Столыпины издревле имели поместья на Орловщине да на саратовских черноземах – заело настырного отпрыска:
– Это уж слишком, профессор! Вы завязли… в доломитовом месиве!..
– А вы кандидат в кандидаты – по уши в навозе! В одном назьме, как говорят… Почему же в таком случае у нас столь беден крестьянин?
Ответ был очень опасен. Еще пяти лет не прошло, как убили Александра-Освободителя. Хватило ума скользнуть с высот под горку…
– От порядков, профессор, от порядков наших…
За столами профессуры установилась недобрая тишина. Менделеева не любили за колючий характер, за излишнюю, как полагали, любовь к студентам. Вечно кого-нибудь выручает, вечно деньгами самых нищих ссужает. Да и сегодняшняя защита!.. Надо же, перед лицом всей профессуры с сопляком разговаривает как с равным! Студиоз хитрованит да крамолу подпускает, а он ему потакает!
Но профессор был охочь до политических хитросплетений, к которым не придерешься. Он все, почти все сказал, но совершенно невинными словесами достословного Кузьмы Пруткова:
– Да, страна у нас большая, порядка только нет… Но добавлю: и ума! Что втемяшится в крестьянскую башку – никаким клином уже не вышибешь. На суглинках да на подзоле пшеничную ковригу не вырастишь. Навоз?.. Не отрицаю я его, уважаемый Петр Аркадьевич. Органика! Но много ли ее, этой крестьянской органики? При единой-то корове, а то и вовсе без оной…
Попив воды и поняв, что при такой затяжке экзамена испить «менделеевки» им сегодня не удастся, профессор стал потихоньку закруглять затянувшуюся защиту диплома:
– Вот вы, господин Столыпин, подали прошение о переводе в департамент земледелия. Похвально, похвально! Не сомневаюсь в положительном решении. Когда всерьез начнете землей заниматься, подумайте о нашем сегодняшнем споре. Как говорится, честь имею! Горжусь вами.
И к ужасу профессоров, так и не сумевших подкузьмить коллегу-строптивца, он пожал новоиспеченному кандидату руку и даже отчески прихлопнул по плечу. Мало того – как равный с равным пошутил:
– Чаю, про «менделеевку» не забудете? День вполне достойный…
Ну как забудешь такой наказ?
Тем более слухи идут: профессора то ли увольняют… то ли выгоняют из Петербургского университета.