Сторис незаметно вворотился в подъезд следом за Гудаловым, нащупал в тёмном предбаннике лестницу, поймал запах томительных, но подгорающих жареных котлет. Сторис сглотнул слюну. За ним кто-то шёл. Он обернулся, угадал знакомую тонкую фигуру. Что она тут делает? Думает, зачуханные подъезды - это тоже местная достопримечательность?
- Что ты, - спросила Вика, но он прижал палец к её губам. Гудалов не должен знать, что они идут за ним, иначе он перестанет им доверять, а то и пошлёт матом куда подальше.
Дверь скрипнула, отозвалась на поворот ключа. Чужой запах вмешался в него, осел на куртке. Он скользнул вслед за Гришкой в узкую щель. Гудалов видно настолько спешил снова к ним, что не закрыл за собой дверь, даже не разулся. Бабуля, привет. Возле двери торчала вешалка, Сторис спрятался среди отдающих прошлым временем пальто и шуб.
- Как твоё здоровье, бабуля? - он махнул рукой и заспешил в комнату, по-стариковски шаркая ботинками.
- Гришенька, - голос был очень похож на гудаловский, только в нём пряталась старческая мята, а в Гришкином сквозила лёгкая мята угодливости, желание говорить как писатели с премиями, чтобы когда-нибудь стать равным им.
Он неожиданно увидел её, на мгновение вырвавшись из объятий пальто. Она вдруг сразу оказалась перед ним, невидящие глаза пытались его ощупать. Сухая измотанная женщина, наверное, мать Гришки, тоже его заметила, выцветший взгляд искал сына и не находил.
- Вот мы в туалет сходили! - бабушка глядела на него невидящими глазами, а года наваливались на неё, соединившись в тёмный камень горба, - О, кто-то к нам пришёл. Это Гришенькины друзья, ты ведь помнишь, что Гришенька у нас большой писатель, сейчас в наш город приехали такие же авторы, как наш Гришенька, будут умные разговоры говорить.
Ему стало обидно за неё, всё она помнит, но сказать не может, потому что это уметь надо сказать так, чтоб тебя поняли.
- Вам помочь её проводить? - предложила Вика, она стояла в дверях, не решаясь пройти в коридор. Женщина растерянно кивнула, случайным небрежным движением поправила халат.
Они скрылись в комнате. Он чувствовал на щеке морщинистый подрагивающий рукав пальто, его глаза обнаружили у стены пару древних валенок. Каково это быть растоптанным старостью, ощущать в себе её ростки. Находясь в кинотеатре, он чувствовал себя намного старее гудаловской бабушки, глухим, обеспамятевшим, неспособным подняться после сеанса и выйти на улицу. Всё равно ждать там меня никто не будет.
- Я подумала вдруг, что сама буду вот так лежать, - когда они спускались вниз, задумчиво произнесла Вика, - и забуду всех, кто был дорог. Я часто вижу сны, в которых никого не помню.
- Я не вижу снов, - не глядя на неё, произнёс Сторис, - будто и в прошлом мне вспоминать нечего, и будущее окажется не слишком.
Они скоро догнали остальных, потому как те никуда не спешили. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, но многих лицах читалась растерянность, взгляды пропадали в переулках.
- Рожу не можем найти, - объяснил Стуков, - вроде выходил с нами, а теперь ни слуху, ни духу.
- Так, так. А сколько он выпил? - взял инициативу в свои руки Сторис, будто и не пропадал на целую жизнь.
- Выпивать - выпивал, но сколько? Я что тебе математик? - Бессмертный искал в проходящих людях черты Рожи, словно думал, что тот растворился внезапно в городе и в его жителях.
- Что вы ищете? - настороженно всматривалась в него уставшая женщина, с опаской наблюдая за литгузюками.
- Ваш дом. Теперь я буду там жить.
Она хотела что-то сказать, но смех Бессмертного опрокинул её, они ржали дружно, обнаруживая в сумасшедшем клёкоте - друг друга, в суматошном кудахтаньи - себя. Сторис не помнил раньше их общего смеха и своего в этом потоке не мог уловить. И тут он заметил, что Рожа смеётся вместе со всеми, будто бы всегда был здесь, а лишь отходил отлить.
- Прошло то время, - отбулькал, пережил жидкий бурлящий смех Рожа, - когда наши пропадали, кто на целую неделю, а кто и навсегда.
- Время не проходит, - отозвался Самолётов, глядя на разбитую, давно требующую ремонта улицу, оглушённую их криками, - вот Жи, ты же восемнадцать лет назад говорил, что пишешь роман?
- Я всё не могу его закончить, - оправдывался Жиолковский, пережёвывая влажные пухлые губы, - хотел в этом году...
- Допишешь в следующем, - перебил его Каракоз, - или в том, который придёт за ним.
- Прокрастинация, - воскликнул Бабин, вылупив глаза на Сториса, - всё как у людей.
- Говорите по-русски! - возмущался Шустов, - Я знаю только русский матерный! И если вы будете выражаться, то дождётесь. Я ничего откладывать на завтра не буду, вы скоро убедитесь.
Показался Гудалов, напряжённый, видимо, получивший леща от матушки, растрёпанный, помятый, верно он очень спешил к ним и не посмотрел даже, есть ли дома бутылочка водки, которую обычно берегут для слесаря или электрика.
- Жалко, если постоянно ждёшь, - он оглядел всю компанию, кивнул Бессмертному.
- И чего ждёшь?
- Что осчастливит волшебник в голубом вертолёте, но почему-то приходят судебные приставы.
- Да ты у нас правонарушитель, - Стуков расхохотался, скорчил Гудалову жуткую рожу, выплеснул ртутные шарики слюны, - по секрету, братан, хорошие писатели могут быть только плохими жуликами и наоборот.
- Уголовничек нас ведёт, - шипел Каракоз, а к нему прислушивались прочие шипучки, похожие на Мишку, то ли уверенностью в том, что они знают, как должно быть, то ли желанием вести всех самими.
- Ну, ну, давай читай буквы, - указывал на старинный дом с башенкой Людочка, - смотри, какие огромные! Расскажем уважаемым писателям, что там за магазин, ты же у нас вроде грамотный пацан.