- Хо что делать? - с трудом выговорил китаец, - Хо хороший, мудрый Хо. Холосё Хо будем делать!
- Холосё, Холосё, - отмахнулся Берёза, - ближайшие дни будут определяющими для нас. Руководство огромной страной сосредоточено в наших руках и мы не планируем отказываться от власти, наше кольцо теневых лидеров должно сужаться, останутся самые верные.
- Ой, не жить Берёзе! - прошептал Сторису Бессмертный, - ой, ногти не стричь! Батюшку зови Кошонина отпевать! Всё намешал наш блогер-отец и политбюро, и олигархов, и себя любимого!
- Хорошо, хватит, - прервал пробудившийся Паратов. - Сходство с реальными героями несомненно, но необязательно.
"Это же мой эпиграф, - мурашки побежали по коже, - а вдруг он неожиданно и без предупреждения перейдёт на меня?"
- Пародия на сегодняшние романы новой волны, - неохотно потянулся с места Стуков. Он позёвывал через фразу, сморкался в ладонь, слова его порой было не разобрать. - Он слишком уж книжник. Понятно, что начитан. Но в том, что он пишет, жизни нет.
Книжники, фарисеи, давайте выгоним их из храма, он снова хотел что-то сказать о романе, но голос его потух, перед глазами побежали помехи, холод опустился на плечи. Это они показывают отсутствие жизни, зашептали сзади, ему не дадут стипендию, никакой жизни нет. Ему даже стало немного жаль православного блогера, его показали полубезумным, охваченным какой-то своей не раскрытой в фильме идеей. В жизни он был интересней.
- Вы знаете, есть страна потерянных кукол, они проваливаются в щели между кроватями и стенами, а в условиях, когда приходится часто менять жилище, теряешь друзей, - то, что читал последний обсуждающийся, доносилось до него будто бы сквозь мутную пелену, потому как в фильме этих кадров вообще не было. Целая страна да и имя автора потерялись в памяти.
Сторис поднялся с места. Поскольку третье обсуждение не снимали, то в этот раз его и прервать никто не мог.
- Вот ты пишешь: "Павлик не любил общаться с девушками, избегал их, и терпеть не мог врачей". Я сразу же понимаю всю суть, что в итоге он познакомится с врачихой и да будет им счастье. Со второй страницы автор разоблачён, разгадан, а я обманываться рад.
- Разве можно упрямо улыбаться? - вопрошала автора Калерия с соблазнительной улыбкой на лице.
- Можно, - уверенно проговорил автор и попытался тут же показать что-то похожее.
- Я скажу, тут нечего говорить, - Николай помахал автору рукой, - "Молоко" - анонсируется как рассказ про молодёжь, а на деле одна вода. Всё, мы кончили? Я бы пошёл чего пожрать.
- Завтра у нас Карасук, - помял рукопись Паратов, - Они были вторыми. У кого-нибудь есть возражения?
- Они были вторыми. Я написал в ответ "Они были триста сорок девятыми", - зашептал Стуков, приглушая слова слюной, - завтра зачту.
- Потом Питкофф, - зашуршал макулатурой мастер, - где же она. В номере что ли оставил?
- Простите, - поднялся лилипут, - не Питкофф и уж тем более не Пятков, а Pitkoff, так, как написано на моей рукописи.
- Может, Вы разрешите просто Женя? - улыбнулся Паратов, и лилипут неохотно кивнул.
- Гуманитарный роман, - напомнил Стуков, кивая в сторону самодовольного коротыша. - Этот американец из Подольска уже тут второй раз. В прошлом году был Гуманистический роман, теперь - Гуманитарный. В следующем году какой-нибудь Гуманоидный напишет.
- И на закуску Гриневицкая. Как из любого парня сделать миллионера, - он помялся а потом прибавил, - Калерия Гриневицкая, к вам специально на разбор Питирим Сарычев приехать обещался.
Все зашептались. Сам Сарычев! Не просто модный издатель и редактор, но и меценат, которых сейчас днём с огнём не сыщешь. А "миллионер" и так публикуется, может, Питирим и на их тексты внимание обратит?
- Думаешь, обратит? - недоверчиво пробормотал Сторис, - У меня в этих сильных мира сего веры нет.
Про лабутены - это же он подсуетился, - недовольно пробурчал Стуков, - прочитал и ему понравилось, типа. Вот теперь все с ума и сходят по этому Сарычеву, а Питиримка-то своего не упустит, он делец, каких мало.
- Они тоже хотят питиримками быть, - Сторис собрал свои развороченные, перечёркнутые записи в рюкзак, поглядел на прощание в камин, пламя лениво дрогнуло в его порыжелых глазах.
- Все наши бабки считали, что Гагарин именно им улыбался с экрана, - огонь очаровывал Бессмертного, уносил его в космос, - но как мы уже поняли, его улыбки на всех не хватило.
- И теперь они кричат не "К войне готовимся!", а "Лишь бы не было войны", - вспоминал Сторис, - надо тебе продолжение писать.
- На двух этажах уже двери выломали. И это только первый день, - сообщил Николай, когда они двинулись пить кофе, - не объяснишь новеньким этим великим писателям, что от них пока проку меньше, чем от запоров. Но что в них уже есть - желание продать себя подороже. Питиримкам, Гагарину, неважно.
- И вроде устали после прогулки, - вспомнил вчерашнее путешествие Сторис, - я уже только и мог, что город в мутной предрассветной дымке разглядывать. Откуда сила в этих бухих, обкуренных, обдолбанных нас?
- Тратим себя, - разочарованно протянул догнавший их Бабин, - а потом не пойми что и выходит. Вот деловой человек к нам приезжает, а как мы его встречаем? Полный бульбулёт.
Оказалось, что Тварьковский потерял талоны на питание. Вчера вечером он забухал с местными знакомыми Гудалова, пришёл в себя где-то на краю Гориславля в частном секторе без бумажника, без куртки, пытался остановить бомбилу, улыбался каждому кровавой улыбкой, никто его не брал, из трамвая тоже выгоняли. Лишь к полудню он добрался до Любаса, измотанный, почерневший, готовый продать душу за глоток водяры.