- Хорошо хоть паспорт он оставил в номере, а то бы навсегда остался в Гориславле, - сообщил им новость Бабин, - его бы в поезд никто не посадил, плевать, что поэт великий.
- Теперь корми его, - буркнул проголодавшийся Бессмертный, - жрать мы все мастера, а переварить хрен кто может. Хватает нам одного Акимушки, теперь ещё нахлебник прибавился. Гудалов что, приглядеть за нашей инфантильной учителькой не мог? Вроде поцык грамотный. Слышь, Баба? Вы с Людочкой будете следить, чтоб Тварина наша с голоду не подохла.
В столовой было непривычно пусто: кто-то отправился в область, у кого-то ещё не закончились семинары.
- Подобед, не знаешь, где Людочка? Он уехал в Называй или нет? -поинтересовался Бабин, - он мне обещал прописи.
- Я его не видела, - холодно отрезала Подобедова.
- Меня не надо видеть, меня надо чувствовать, - вклинился Людочка, - и если у меня были дела, то это не значит, что я не думал о тебе, не представлял тебя в томительных секундах одиночества.
- Застали девушку врасплох, - булькнул Бабин, захлёбываясь неуверенным, вывернутым наизнанку смехом. Подобедова невозмутимо прошагала к столику, где сидел Герыч и высматривал девочек с других семинаров.
- Смотри, я разработал оригинальный дизайнерский проект. Прописи с голыми бабами, - Людочка заметил Сториса, улыбнулся ему, - на шестнадцати листах - десять дев, могу отложить парочку по дружбе.
- Тебе бы быть вторым Шаляпиным, - Сторис глянул на обнажённую негритянку на обложке тетради, грудастенькую, с улыбкой на шестьдесят четыре зуба, - всем напеваешь, какой ты умелец, басок твой никого тут не щадит.
- Зачем мне второй Шаляпин, если я первый Пушкин? - Людочка сощурил кошачий глаз, - Я орущий похотливый художник, мерзкая тварь, рифмованный ублюдок, меня проклинают все бабы и в то же время вспоминают по ночам, отстраняясь от своих мужей-импотентов.
- Ко мне девочка зашла,- зашептал, озираясь по сторонам, Елдаков, - из здешней обслуги.
- Да? - оживился Людочка, - и как она?
- Ругается, что накурено в номерах. "У нас не курят!" Представляешь, так и сказала! Так мы не курим! Мы лёгким табачком этим баб к себе привлекаем. Заходите, угостим, нам не жалко!
- И ты её нагнул? - Людочка полистал тетрадку с бабами, остановился на чистой странице.
- Обещала, что зайдёт, - он уже радовался своей победе, - спросила, надо ли чего зашить, а я сказал, что пиджак разорвался, пуговичка отлетела. Так она забрала, сказала, что занесёт к вечеру. Вот тут-то мы ей и займёмся!
- Елдаков! Как дела? - услышал он голос Алтуфьевой, - ты помнишь, что вчера обещал меня покатать на лодке?
- Я помню, - без всякой инициативы отозвался парень, - надо будет узнать у Гудалова, где здесь пристань. Кушай, я для тебя рассольник взял.
- А то Сарычев приедет! - повела полными плечами Шурочка, небрежно скользнула взглядом по столу, - рассольник твой остыл, хочу чего-нибудь сладенького. Жи ща в Называе, некому картофаном соблазнять!
- Сегодня начали продавать куличи! - обрадованно прокричал толстенький Андрейчук, - в лавке "Кули-гули" на углу уже есть.
- Так нельзя же жрать, - равнодушно пробубнил Кули-гули, - до воскресенья надо потерпеть.
- Харе терпеть, - хлопнул по попе Подобедову Людочка, - раз хочется, беги в лавку, покупай, да и мне захватить не забудь.
- Кульбако, спой песенку про кулич! - приказал Каракоз, отставив в сторону плошку с супом, - давай, слышал, всех тут на сладкое потянуло.
- Куличи скоро будут печь по моему рецепту, - хвастался Людочка, вновь повернувшись к Сторису, - ты же заметил, что пацанва обычно глазурь съедает, а низ остаётся? Сохнет потом задница и пропадает. Вот я придумал две шапки из глазури вверху и внизу.
- Ну, точно колобок! - представил себе конструкцию он, - в руки только брать неудобно, разве что за края.
- У Людочки всё включено, - вздохнул Кули-гули, понимая, что воскресенье ещё далеко, - глазурь не облетает, пальцы не пачкает. Тесто мягкое, сдобное, сам кулич пышный, кажется, что он под ладошкой дышит.
- Ты Кулькову представлял, когда куличи изобретал? - расхохотался Стуков, -Признавайся.
- Он думал о Кули-гули, - допил компот Сторис, - и только о нём. Камрадам не изменяют.
- На нашем этаже орали всю ночь, - подошла к нему Февралитина Арина, кажется, из Питера, рыженькая, веснущатая, скуластая, из-под косой чёлки упадал в его тарелку перламутровый взгляд. Она живёт на Юлькином этаже? Бормотиной не было на обеде, но Бессмертный сообщил, что в Называй она не поехала, значит, можно её случайно встретить в номере.
- Дурачка? - съязвил он, оглядывая её выбивающиеся из-под платья ключицы - корабли, стоящие у причала женского тела, - Или Государство?
- Если разберёшь, что они поют, я исполню сама тебе какую-нибудь джазовую композицию, - смеялась Февралитина, ритмично щёлкая пальцами, - но её ещё заслужить надо. У меня свет в номере толком загораться не хочет. Включаешь, он моргает, то потухнет, то погаснет, и так со вчерашнего вечера. Сейчас всё равно какая-то лекция, может, сходишь, поглядишь?
- Как мы приехали, была такая же фигня, - пожал плечами Сторис, - потом как-то само прошло. Это любасовское электричество в напряжении, потому что впервые здесь столько непонятных элементов, заряженных, как те же лампочки. Но если хочешь, сходим, посмотрю. Всё равно жрать уже надоело, только челюсти шевелятся, а вкуса не чувствую.
- Сыт! Сыт! - визжал Долбик, голое пузо его под расстёгнутой рубашкой дрожало как барабан.
- Сыт! Сытуха! - кормил его с ложечки какой-то дрянью Людочка, - покажи свою козу!