— Антон, кажется? — сказала девка.
Он остановился.
— Допустим. А ты откуда знаешь?
— Ты у нас в школе работал. Антон Викторович, да ведь? Классный руководитель в бэ-классе моей параллели.
Она ухмыльнулась, ехидно шевельнув бровями. Паскудный нрав. Будучи сама ущербной и гонимой, норовила выискать в ближнем слабость, уязвить.
Антон скрипнул зубами и двинулся дальше. Ему отчаянно хотелось отделаться от мерзкой троицы, причем теперь его устроил бы любой исход — даже с ментами.
А троица специально поотстала от него. Девка принялась нашептывать что-то своим дружкам-обсосам.
Она помнит. Не может не помнить. Скандал прогремел на всю сраную школу. И на весь сраный город.
Антон Викторович всего раз потерял голову. Лишь раз дал маху. Из-за минутной слабости вся жизнь перевернулась вверх тормашками — и кувырком, со свистом, загрохотала под откос.
Это случилось во время одного частного занятия. Он никогда не принимал учеников у себя дома, чтобы не мешать жене и малышке, — сам ездил.
Та сука училась в одном из одиннадцатых классов его школы. Ее родилка заявилась посреди учебного года. Нужно, мол, срочно (СРОЧНО!!!) восполнить пробелы в знаниях, иначе «ребенок» не наберет нужных баллов, не поступит в вуз. Антон кое-как втиснул новенькую в давно устоявшееся расписание. Посещал ее по будням в рабочее время, когда родилка в поте лица тянула лямку мужчины-добытчика.
Самой ученице на вид можно было дать все двадцать. Сформировавшаяся фигура, чистейшая кожа, ухоженные волосы. Во время занятий она не тушевалась — принимала молодого репетитора одетая в короткий халатик на голое тело. Заигрывала, строила глазки, придвигалась поближе.
Он долго сопротивлялся первобытному инстинкту, но в один роковой день не выдержал. Секунда — и разум помутился. Родилка никогда раньше не показывалась дома во время занятий. Это придало Антону уверенности.
Только вот день выдался неудачный.
Словно почуяв неладное, мамаша нагрянула домой в самый разгар. Распахнув дверь в комнату, узрела дочурку голой, прикрывающей наготу одеялом, а незадачливого репетитора — лихорадочно напяливающим на себя мятую одежду. Дальше — ругань, крики, сбивчивые оправдания школьницы и поспешное бегство Антона Викторовича, не успевшего завязать шнурки.
Родилка взбеленилась не на шутку. Антон надеялся, что все обойдется, но вздорная баба на следующий день отправилась к директрисе и выложила историю как на духу. Потребовала уволить развратного педагога, хотя эксцесс имел место на частном занятии и не с ученицей из его классов. Угрожала публичным разбирательством с тяжелыми для учебного заведения последствиями. По-видимому, убедительно.
Он как ни в чем не бывало явился на работу, провел первый урок. На втором ему позвонили из приемной и приказали тотчас явиться «на ковер». Директриса, не глядя ему в глаза, велела написать заявление об увольнении по собственному желанию задним числом. Антон не пытался возражать. У него внутри воцарилась жгучая пустота. Деревянными пальцами он взял ручку и листок, написал «заяву», забрал из классной комнаты портфель и, не попрощавшись с учениками, навсегда покинул школу.
Возвращаясь пешком домой, он размышлял, что наплести жене, да так ничего и не придумал. Впрочем, врать не пришлось: в прихожей его встретила не любящая супруга, а несколько набитых до отказа сумок.
Как раз в те минуты, когда Антон писал заявление, родилка отыскала Ларису в социальной сети (что оказалось нетрудно) и в красочных подробностях описала ей то, чему накануне стала невольным свидетелем. Жена выставила Антона из дома, подала на развод, переоформила ипотеку на себя. Тут же нарисовался ухажер — какой-то старый школьный друг, который совсем скоро обзавелся статусом мужа. Сраный качок.
По городу поползли слухи. Клиенты один за другим отказались от репетиторских услуг Антона Викторовича. Он остался у разбитого корыта. Вернувшись к маме, несколько месяцев пил, разбазаривал сбережения и превращался в жалкую развалину. Потом худо-бедно взял себя в руки — устроился менеджером в частную компанию. Ненадолго. Его все глубже затягивало в яму алкоголизма. После нескольких прогулов ему указали на дверь.
Цыганские склепы. Могилы застреленных «братков». Белые березы, «мерседесы», спортивные костюмы.
Мелкая, похожая на пыль морось переросла в секущие ледяные струи. Ветер завывал, словно раненый зверь. Стволы голых деревьев жалобно скрипели.
— Вот здесь, — сказала девка, когда они оказались среди захоронений начала-середины девяностых. Примерно отсюда Антон и услышал вопль в отдаленном перелеске.