— Ляньте туда, — обесцветившимся голосом произнес патлач, выпрямившись, как древко швабры.
Антон перенаправил луч — и…
Увидел.
Пацаненка — одного из готов — кто-то лишил ног, дочиста выпотрошил и, как резиновый чехол, натянул на могильную плиту — так, что ребра разломились, а острые зубчатые обломки пронзили плоть. Голова свесилась набок. На лице застыла маска запредельного страдания: парня потрошили заживо. Губы растянуты, зубы стиснуты. Глаза закатились так, что видны лишь белки, подернутые сеткой лопнувших сосудов.
Позади кошмарной инсталляции виднелся нескладный одноэтажный домишко с глинобитными стенами, грязным окошком и крышей из побитой ветрами дранки.
— Там сторожка, — сказал тощий.
— Правильно, — оторопело отозвалась девка. — Есть кладбище — должен быть и сторож.
В окошке засветился тусклый огонек. Внутри мелькнула тень.
Антон развернулся и бросился наутек. Готы припустили следом.
Услышав, как позади скрипнули ржавые дверные петли, Антон прибавил скорости. Остатки опьянения спали, словно разомкнутые чугунные кандалы. Ослабевшее от безделья и пьянства тело сопротивлялось: мышцы ныли, голова кружилась, в пищеводе закопошилась мягкими лапками тошнота. Дыхание сбилось до натужных хрипов. Антон бежал вниз по холму, увязал в длинных волосьях вымокшей травы, спотыкался о коряги.
Карабкаясь на противоположный склон, он несколько раз поскользнулся на мокрой глине. Падал, пачкал ладони, локти, колени.
Оказавшись на одной из дорожек своего — теперь казалось, такого родного и уютного — кладбища, он остановился, согнулся пополам, перевел дух. Под черепом пульсировало. Казалось, еще немного — кости треснут, розоватая жижа мозга с шумным жирным плеском вырвется на волю.
Готы тоже остановились.
Отдышавшись, Антон заявил:
— Значит так. Сейчас я возвращаюсь в свою сторожку, а вы — валите на хрен с кладбища и дальше разбирайтесь сами. За оврагом не моя зона ответственности.
Девка раскрыла было рот, чтобы возразить.
— Знать ничего не желаю! — отрезал Антон. — Я тут не при делах, так что сами думайте, как быть. Мне вас, обсосов, ни хрена не жалко. Ни грамма симпатии я к вам не испытываю.
Кое-как отряхнувшись, он зашагал по хорошо знакомой асфальтированной дорожке.
Во фляге осталось немного водки. С четверть. Допить, успокоиться и забыть обо всем, что видел. То было лишь минутное помешательство, вызванное… да черт знает — какая разница! С рассветом выяснится, что нет в том перелеске на пригорке никакого «старого кладбища». Это как пить дать.
Вдали забрезжил робкий свет.
Вагончик. Водка. Наконец-то.
По телу жидким свинцовым грузом разлилась болезненная усталость — и ночная реальность словно обрела иные формы и оттенки. Антону казалось, он не узнает местность. Многовато зарослей, могилы слишком неухоженные…
Надгробные плиты захоронений полувековой давности сменились грубо тесанными массивными камнями, на которых прочно укоренился мох.
Кровь в лужицах.
Антон чувствовал, как внутри закипает паника — рвется наружу, словно перепуганный до чертиков дикий зверь.
— Опять старое кладбище… — едва слышно пролепетал патлач, вытирая мокрое лицо.
В тускнеющем — батарейки доживали последние минуты — луче фонаря показался зачехленный человеческим телом памятник. Голова мертвого гота уже не свешивалась набок. Она застыла в вертикальном положении. Белки закатившихся глаз уставились на гостей.
Позади, в неверном свете окошка глинобитной хатки, утесом возвышалась фигура в длинном плаще и фуражке.
Антон развернулся, бросился прочь. Готы — следом.
Дряблые мышцы взвыли волком. Головокружение… тошнота… хрипы…
Заросли, кочки, коряги, лужи…
Противоположный склон. Предательски скользкая глина…
Кладбище — свое.
Антон останавливается.
Готы тоже останавливаются.
— Оно не хочет нас отпускать, — сказала девка дрожащим от подступивших слез голосом. — Водит за нос, не дает уйти.
— Давайте вот этой дорогой попробуем, — предложил патлатый. — Тут пешком минут пять до гаражей, добежим быстро. Дальше в поселок вырулим.
Внизу, под склоном, послышались чавкающие глинистой хлябью тяжелые шаги.
Они бежали пару минут. У Антона перед глазами пульсировала кровавая пелена. Сердце колотилось. Как бы в больничку не угодить после такого марафона…
Один из новейших секторов кладбища. Много свежих могил с еще не убранными пластиковыми венками. Яркие, причудливо переплетенные искусственные цветы, расписные черные ленты. Неопрятная помойка у обочины. Отсыревший мусор свален в кучу, которая, словно противотанковый еж, ощетинилась торчащими в разные стороны крестами-времянками.