Ехидно заметил я. Ответ его был неожиданным:
- А я всегда с иконкой, да молитвенником хожу поэтому и жив ещё. Не может ведьма ничего мне сделать, только зубами скрипит.
- Тогда скажи мне, почему у тебя на руке "Лиза" наколото?
- А это, Коля, не твоего ума дело.
- Вот-вот, я и вижу, что тебя и без Лизаветы Климовны скоро санитары заберут. А её не трожь, она святой человек, вон как на работе горит, каждого покойника со слезами провожает.
- Говорю тебе волчица!
Сверкнул глазами Козлов и выскочил из сторожки, сильно хлопнув дверью. А я в некотором раздумье постоял у окна и начал собираться домой.
Надо сказать, что этот разговор меня сильно выбил из колеи. Больше всего поразило то, что Козлов носит в кармане молитвенник и иконку, чтобы спастись. И от кого? От красавицы Лизаветы. Чудачество?..Большей несуразицы и ерунды, и придумать сложно. Кто же от такой бабы будет прятаться, скорее наоборот: ей нас, грубых мужиков, надо опасаться и быть настороже. Уж я бы точно не отказался обнять её, да от одной только этой мысли захватывает дух!
Сразу после ссоры с Козловым, со мной приключился один очень неприятный момент, можно сказать, подозрительный момент.
Заступил я вечером на дежурство, как раз перед этим ураганный ветер над кладбищем пронёсся, нет, сверхъестественного в этом ничего нет, ураганы везде случаются. В городе он тоже много чего натворил, двух человек поваленным деревом убило.
Ветер пронёсся, поломал деревья, и, между делом, вырвал из гнезда флюгер, в виде железного дракона, и сбросил его с крыши замка на землю.
Поднимаю и хочу отнести железяку в сторожку, но тут смотрю лестница к стене приставлена и так удобно, как раз напротив того места откуда флюгер свалился, ладно, думаю, сейчас поднимусь, вставлю штырь в гнездо и всё это пяти минут не займёт, так и вышло, да вот только, когда начал спускаться с крыши, чуть шею себе не свернул.
Шарю это я ногой, хочу лестницу внизу нащупать, а её нет. Что такое? Куда делась, ведь только что была? Уже и падать стал, в последний момент ухватился за ржавое кровельное железо..и повис, болтая ногами. Была бы клумба немного левее, упал бы на неё может и не убился до смерти, а так только на свои силы пришлось рассчитывать - во мне их, слава богу, много. Подтянулся на руках и забрался обратно на крышу.
Сижу и думаю, какая же это сволочь моей смерти так возжаждала; поздно, на кладбище уже никого нет кроме меня, - последним ушёл Козлов - но ведь кто-то же лестницу специально убрал пока я с флюгером на крыше возился..не покойники ведь из могил повылазили - тут меня не проведёшь - а живой человек это сделал, конкретный, с таким расчётом, чтобы угробить Николая.
Посидел я на крыше, обдумывая своё глупое положение: кричи не кричи, кто теперь услышит? Хотя да, покричал немного для порядка, а потом влез в слуховое окно, пробрался через него на чердак - всё-таки там потеплее и просидел всю ночь на какой-то полуистлевшей лисьей шубе (уж не поляка ли безумного?), среди голубиного помёта, строительного мусора и подозрительного шороха.
Тихо. Только металлические крепления тускло отблёскивают в лунном свете, да Некто вонючий явно ходит вокруг меня кругами и злобно пофыркивает.
Вот такая вот ночка выдалась.
Утром пришли могильщики, услышали мои крики и поставили лестницу на прежнее место.
Спрашиваю на следующий день Козлова: "Твоя работа? Ты это подстроил?". В ответ он ухмыльнулся и пробурчал что-то вроде: откуда я знал что ты там на крыше уединился, смотрю лестница приставлена к стене - не положено это, вот и убрал; после этого негодяй с шумом испустил кишечные газы и пошёл в развалочку по своим делам.
В последние дни я стал задумываться над поведением Козлова, оно стало казаться странным, нелепым что ли, а тут появилась и новая загадка.
Сижу я как-то вечером в сторожке, у открытого окна и любуюсь чудным вечерним небом, таким, знаете, сине-зелёным бархатом.
Сижу себе и думаю: как же это поэты могут вот так взять и в одночасье складно всё описать, да так, что пробирает до слёз. Это как же у них мозги-то устроены.
Только я об этом подумал, как услышал за окном подозрительную борьбу, потом собачий визг и матерную ругань - а ведь такая царственная тишина только что стояла!.. По голосу слышу - Козлов матерится. Выбегаю на крыльцо и вижу такую картину: Козлов в расстёгнутой рубашке хлещет арапником нашу суку Жульку. Жулька это безхвостая дворняга, которая прибилась к кладбищу, никто и не помнит уже когда, добрая и ласковая. И убежать бы ей, рыжей дуре, так нет, живодёр привязал её к забору и знай себе наяривает плёткой. Я бросился к нему, но этот гад оттолкнул меня с криком: "Не подходи, Наколай, убью! Всех поубиваю"... Тут прибежал на шум Трофим и вдвоём мы повалили Козлова на траву, не обошлось без борьбы, связали ему руки за спиной какой-то подвернувшийся к случаю тряпкой. Он хрипел, плевался и пытался вырваться, но потом затих и лежал всхлипывая, уткнувшись лицом в пыльную траву. Я тем временем отвязал Жульку, и она засеменила прочь, поскуливая и приволакивая перебитую заднюю ногу.