Элизабет ее поняла. Люси только что призналась ей в содеянном. Или, вернее, в том, что заставил ее сделать Джордж Уилкенсон. Ублюдок.
— О, Господи, пожалуйста, простите меня, миссис Элизабет, пожалуйста, простите меня… — Люси тихонько всхлипнула, а затем снова зарыдала.
Элизабет крепче обняла Люси за плечи и ободряюще обняла ее: — Не волнуйся, милая, мне прощать тебе нечего. Любая женщина поступила бы так же. Это не твоя вина.
Тут Люси заплакала еще сильнее.
Истерика Люси продолжалась гораздо дольше, чем это было бы оправдано обстоятельствами, по крайней мере, так чувствовала Элизабет, учитывая, что Уилкенсон заставил ее сделать то, что она сделала, и что Люси на самом деле никого не предала, кроме умершей кухарки, так что Элизабет перевела свое внимание с девушки на то, что творится вокруг них.
Она смотрела в темноту и пыталась понять, что происходит. Огромные пушки стреляли по левому и правому борту, и была большая суматоха, но это было некоторое время назад. Она приготовилась к звуку боя на палубе, но его все еще не было. Вместо этого все, казалось, успокоилось. Она все еще могла слышать выстрелы, но, похоже, это были не орудия «Плимутского приза»; они казались слишком приглушенными и далекими.
Казалось, что ничего значительного не происходило какое-то время, и Элизабет обнаружила, что ее мысли возвращаются к убийству ее так называемого мужа. Это потрясло ее; она понятия не имела, что рабы были способны на такое. Она представила старуху, подсыпавшую яд Джозефу в еду, и самодовольное удовлетворение, которое она, должно быть, испытывала, подавая смертельное блюдо этому ублюдку.
Но старуха никогда не выходила из кухни. Она не могла знать, кому достанется блюдо с ядом. Если ее целью был Джозеф, то он должен был быть отравлен человеком, который на самом деле подал ему его тарелку, которая была…
Элизабет откинулась назад, нахмурила брови, долго смотрела на Люси, все еще цеплявшуюся за нее. Разве Люси не взяла на себя эту обязанность всего за неделю до смерти Джозефа?
В ее уме формировался вопрос, ее губы уже хотели задать его, когда Элизабет вздрогнула от звука торопливых ног и мужского голоса, отдающего приказы, судя по его тону. Он был похож на голос Томаса, но она не могла расслышать слов.
Она чувствовала себя предельно напряженной. Люси тоже это почувствовала и слезла с плеча Элизабет. Слабый свет фонаря блестел на слезах, покрывавших ее лицо. — Что там творится сейчас? — спросила она дрожащим от неуверенности голосом.
— Я не знаю.
Затем корабль, накренившись, вдруг резко выпрямился. Две женщины посмотрели друг на друга, но их внимание было направлено на то, чтобы прислушаться к тому, что происходило на палубе. Казалось, они услышали шум, который у Элизабет ассоциировался с маневрами под парусами.
А через мгновение корабль начал крениться в другую сторону. Они почувствовали, как весь их мир качнулся назад, а затем остановился, а потом снова все стало тихо.
— Я полагаю, что мы… свернули с курса, если я припоминаю матросский жаргон, — сказала Элизабет.
— Это хорошо?
— Я полагаю, что да. По крайней мере, это означает, что мы все еще плывем. Люси…? —продолжила Элизабет, но вопрос был аннулирован звуком шагов на лестнице наверху. Обе женщины напряглись. Это было первое движение, которое они услышали на нижней палубе, по крайней мере, за целый век.
— Это ведь не пираты, да? — прошептала Люси.
— Ш—ш—ш, — сказала Элизабет, хотя ее мысли двигались в том же направлении. Она была уверена, что «Плимутский приз» не был захвачен. По крайней мере, минуту назад она была уверена, а теперь в нее начали закрадываться сомнения. Вроде бы и не было схватки, но тогда она толком не знала, как будет звучать схватка на борту.
Она медленно потянулась к пистолету на палубе у своих ног, обхватила рукоятку и подняла его на уровень груди. Она не знала, что ей делать с ним. Совет Марлоу относительно расположения двух пуль был ясным и разумным, но она не знала, хватит ли у нее на это смелости. Что было еще хуже, то она это знала, а Люси нет, так что Элизабет придется сначала застрелить Люси, а потом себя.
Шаги спускались по ступеням другой лестнице. Они могли видеть приближающийся свет фонаря. Элизабет взвела спусковой крючок пистолета. Механический щелчок получился слишком громким в пределах кабельной кладовой.
Шаги остановились.
— Миссис. Тинлинг? — раздался неуверенный голос. — Миссис. Тинлинг, это лейтенант Миддлтон, мэм? Вы здесь?
Элизабет встретилась глазами с Люси, и женщины улыбнулись. — Да, лейтенант, мы здесь, на кабельном ярусе. Она опустила спусковой крючок обратно в нейтральное положение.