Это было фантастическое чувство находиться так близко к такому пугающему, таинственному и чуждому миру.
Однажды, оказавшись один в Норфолке, он отважился зайти в публичный дом и пробыл там достаточно долго, чтобы выпить два бокала эля. У него не хватило смелости предаться главной достопримечательности этого места, но все же это было захватывающе чувство находиться в центре такого разврата и опасности. И сейчас это чувство было почти таким же, только во много раз сильнее.
Он осторожно опустил весло обратно в реку и сделал еще один гребок, и каноэ снова рванулось вперед. Ему было скорее любопытно, чем страшно, что удивило его, и даже обрадовало. Конечно, он не видел, чтобы на обоих кораблях кто-то двигался, не слышал голосов, не видел огней. Он прекрасно понимал, что может потерять все свое мужество, может даже наделать в штаны, если хоть один голос его окликнет. Но меньший корабль был всего в пятнадцати футах от него, и он приближался к нему, и пока, казалось, что его никто не заметил.
Каноэ тихо и медленно подплыло к судну. Он опустил весло в воду и опытным поворотом лопасти остановил лодку прямо у корпуса пиратского корабля.
Удар был еле слышен, но для Уилкенсона он прозвучал как удар грома. Он протянул руку и, схватившись за какую-то скобу, молча, притаился, ожидая криков тревоги, богохульных проклятий и мушкетных выстрелов, которые прервут его жизнь. Но вокруг была только тишина, сплошная тишина, которая окружала его с тех пор, как покинул берег.
Затем он услышал фырканье, похожее на визг дикой свиньи, всего в нескольких футах от него, и он чуть не спрыгнул с борта, почувствовав, как страх пронзил его. Он сидел совершенно неподвижно и слушал, и фырканье превратилось в более ритмичное дыхание, кто-то храпел по другую сторону фальшборта.
Он просидел так, как ему казалось, очень долго, но больше ничего не происходило, поэтому он уперся руками в борт корабля и медленно направил каноэ на корму. Главный продольный выступ над его головой, как крыша, загораживая ему вид на корабль. А затем он миновал его и оказался прямо под одним из открытых орудийных портов, откуда торчало черное дуло орудия.
Он протянул руку, ухватился за край иллюминатора и проверил устойчивость кормы каноэ. Затем медленно, бесшумно, изо всех сил стараясь громко не дышать, он вытянул спину, а после этого и шею вверх.
Он просто стоял и смотрел поверх левого борта, задевая макушкой нижнюю часть орудия, и в этой неудобной позе он впервые взглянул на ужасный и запретный мир пиратов
Храпящий мужчина находился не более чем в четырех футах от лица Уилкенсона. Джордж почувствовал запах застарелого пота его тела, зловонное пьяное дыхание, вырывавшееся клубами при каждом свинячьем звуке. Его забавляла мысль, что он мог бы выхватить один из своих пистолетов и выстрелить мужчине прямо в голову. Сейчас он спит, а через секунду умрет, и он никогда не узнает, что его убило. Перед ним лежал человек, жизнью и смертью которого он мог распорядиться, и душу которого он, Джордж Уилкенсон, мог отправить в ад.
Эта мысль взволновала его, и он некоторое время смотрел на спящего пирата, прежде чем окинуть взглядом остальную часть корабля. Оружейный порт открывался на шкафут. Он видел над головой несколько тусклых звезд, но там, где он ожидал увидеть надстройки полубака, было пустое пространство. Должно быть, пираты снесли их, а для чего Уилкенсон не мог себе представить.
Он также увидел несколько кучек какого-то хлама лежащего на палубе. Возможно, это были спящие люди или брошенное снаряжение, которого он не мог различить в темноте. В любом случае, на борту, по крайней мере, наверху, было не так уж много людей, а те, кто был там, похоже, не проснулись. Неудивительно, что его приход остался не замеченным. Он снова уперся за форштевень и снова принялся подправлять каноэ к корме.
Наконец, он добрался до заднего орудийного люка, за исключением последнего. Именно его и соседний он увидел мягко очерченными каким-то светом на борту корабля. Внутри вполне могли быть бодрствующие люди, которые могли его увидеть. Он остановился, вцепившись в дно иллюминатора вспотевшими ладонями, и, подождал, когда пройдут прилив страха и возбуждения.
Он еще немного посидел неподвижно, ощущая мягкое покачивание каноэ на реке, и задался вопросом, кто он такой и кем он стал, рискуя понапрасну.