— Вы правы, сэр, совершенно верно! Прилива уже нет, — согласился Рейкстроу. Если бы он держал рот на замке, Элизабет, возможно, поверила бы тому, что сказал Марлоу, но Рейкстроу был далеко не таким искусным лжецом, как Марлоу.
— Я приношу свои извинения, мэм, и надеюсь, что это не доставит вам неудобств? - Марлоу обратился к Элизабет с раскаявшимся видом. — Вы с Люси, конечно, займете моею каюту, а я расположусь маленькой. Если хотите, я пошлю на берег за каретой.
— Это совсем не причинит нам неудобств, сэр. Если нас захотят похитить пираты, я буду рада, по крайней мере, что с нами рядом находится такой джентльмен.
— О, а может я бывший пират, мэм, и отказался от прежней жизни. - Он улыбался, но его глаза предполагали, что в его простой шутке могло быть что-то более глубокое и более личное. Не бойтесь, мэм, я пошутил
Это была одна из возможностей, которую рассматривала Элизабет.
На «Нортумберленде» было абсолютно тихо. Все матросы находились внизу и спали, а шлюп совершенно неподвижно стоял на якоре, устойчиво держась в мягкой хватке течения. Единственными звуками, которые мог слышать Король Джеймс, были случайные крики ночной птицы с берега, стрекотание далеких насекомых и тихое журчание воды.
Он склонился над компасом, ориентируясь на Пойнт Комфорт и высокие деревья прямо на траверзе, которые он едва различал на фоне звезд. Один раз он уже снял пеленги, подождет час или около того, а затем снова их проверит и таким образом удостоверится, что шлюп не волочит за собой якорь. Вот почему он все еще не спал и находился на палубе.
По крайней мере, так он сам себе говорил. Почему он чувствовал необходимость обманывать себя, он не знал, тем более, что это было не так. Он прекрасно понимал, почему слоняется в этом месте. Он надеялся, что Люси подойдет к нему.
Он услышал тихий скрип кормового люка, но не отреагировал. Это мог быть кто угодно, Марлоу или дежурный матрос.
Но это было не так. Люси нерешительно ступила на палубу, посмотрев вперед, а затем на корму. Он смотрел прямо на нее, и увидел, что она изо всех сил пытается что-то разглядеть.
— Иди сюда, девочка, — мягко позвал он.
Люси снова покосилась на корму, затем задрала юбки, поднялась по двум коротким ступенькам на квартердек и подошла к корме. На палубе был только слабый свет, звезды и тусклый свет свечи, с помощью которой Джеймс смотрел на компас, но ему было достаточно света, чтобы видеть ее прекрасное лицо, ее мягкие каштановые волосы, ниспадающие на плечи, ее стройную фигуру, формы тела под ее нижними юбками. Люси и Элизабет. Они составляли красивую пару.
Она прислонилась к перилам, где стоял Король Джеймс, на дюйм ближе, чем мог бы стоять случайный знакомый. — Что ты делаешь в такой час? - спросила она.
— Я присматриваю за кораблем. А ты?
Она взглянула на палубу, а затем посмотрела на него, хотя и не прямо. Она и наполовину не была так застенчива, как притворялась. Джеймс знал это. Она многому научилась, работая у Элизабет Тинлинг. — Я просто вышла подышать воздухом, — сказала она.
— Тогда, спокойной ночи!
Они помолчали. Он чувствовал тонкий запах духов Люси, запах ее кожи и волос. Она была дико привлекательна, и он почувствовал, как поднимаются эмоции, которых он не испытывал много лет. Так давно он не чувствовал ничего, кроме ненависти и гнева.
— Как ты, Люси? — спросил он, удивленный нежностью своего собственного голоса. — Я почти не видел тебя в последние годы. Как дела в городе?
— Прекрасно, Джеймс, правда. Мы живет в своем маленьком домике, и никаких страданий, которые были в доме Тинлингов. Лучшее, что этот сукин сын Тинлинг когда-либо сделал, это сдох, как собака.
— Хм, — Прочистил горло Джеймс. Он не мог не согласиться. — И благодаря этому ты в достаточной безопасности.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что миссис Тинлинг не собирается тебя продавать, потому что она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, как она нашла старого Тинлинга, со спущенными до лодыжек бриджами, и его сердце разорвалось в тот самый момент, когда он срывал одежду с рабыни своей жены.
Он смотрел в ночь, размышляя об этой стороне мире рабов в водах залива. Целое общество с общим знанием, социальной структурой и собственным набором законов, о которых белые люди ничего не знали.
И не было ни одного, кто бы оплакивал Джозефа Тинлинга.
Недолго думая, Джеймс повернулся и положил руку на плечо Люси. Он едва чувствовал ее гладкую кожу под мозолями на своей ладони, но чувствовал, как она напряглась, чуть-чуть, и еще больше повернулась к нему.
— Это в прошлом, Люси. Не думай об этом, — сказал он так нежно, как только мог. Он почувствовал, как она расслабилась под его рукой. Не говоря ни слова, она прижалась к нему, и он обнял ее, обняв ее крошечные плечи своими сильными руками.