– Я провожу тебя, – объявил Перимед, вставая и цепляя к поясу знак царской власти – кинжал с крестообразной рукоятью. На длинном и узком прямом серебристом клинке золотом, серебром и чернью изображена была сцена царской охоты на львов. Гарда же – округлая чашка из литого золота на золотом стержне, еще один знак власти, – крови не требовала.
Перимед и Интеб шли рядом, а рабы бросились открывать кованные бронзой двери. И вовсе не случайно они миновали крытые гряды с грибами, располагавшиеся внутри дворца. Перимед помедлил, принялся критическим взглядом следить, как садовники сооружают свежую гряду. Выложив слой коровьего помета, они забрасывали его кусками коры. Оказавшись рядом с ними, Перимед согнулся, сорвал гриб и принялся крутить его на ходу. Белая шапочка, бледная ножка, мохнатые края шляпки. Он отломил кусочек, попробовал, угостил Интеба. Египтянин съел угощение, хотя на самом деле грибов не любил; ведь все вокруг считали их деликатесом.
– Это – история, – проговорил Перимед, указывая на навоз и гряды; будучи дипломатом, Интеб сумел сдержать улыбку. Он знал, что грибы здесь в почете.
Микес – называли их здесь и отливали в виде грибов рукояти мечей и кинжалов. Даже сам город назвали в их честь. Микены. Трудно понять почему. Разве потому, что, выпирая из земли, молодые грибы так похожи на мужскую суть – люди, далекие от цивилизации, всегда озабочены этой штуковиной.
– Царские грибы, – проговорил Перимед. – На этом месте их собирал Персей, он и дал имя городу. У нас долгая история, как у Египта. Есть у нас люди, что умеют читать и писать и записывают события.
Остановившись возле деревянной двери, Перимед застучал в нее, наконец дверь со скрипом отворилась; моргая на солнце, из нее выглянул старый раб с глиняной табличкой в руке. «По виду атлант, – подумал египтянин, – вот тебе и микенская культура». И он, частый гость в Фиванской библиотеке, где папирусные свитки аккуратно разложены на полках многих комнат, занимавших вместе больше места, чем этот дворец, постарался изобразить интерес к покосившимся рядам поставленных друг на друга корзин с неразобранными табличками… попробовал не замечать осколки на грязном земляном полу. Определенно все эти таблички содержали лишь жизненно важные записи: количество котлов, винных кувшинов, щипцов для очага, скамеечек для ног и прочих предметов повседневного обихода. Едва ли стоит беспокоить фараона упоминанием о так называемой библиотеке.
Снаружи послышался крик, и оба они заторопились к выходу: двое воинов в панцирях волокли к ним третьего – покрытого кровью и пылью, со ртом, открытым от крайнего изнеможения.
– Мы нашли его, полз сюда по дороге, – начал один из воинов. – У него есть слово, это один из тех, что ушли с Эсоном.
И снова холод окатил Перимеда. Он заранее знал, что скажет раненый, и не хотел слышать этих слов. Злой день. Если бы только можно было выкинуть его из жизни. Перимед ухватил раненого за волосы и ударил о стену архива… потом стал трясти; наконец тот задышал, как оказавшаяся на суше рыба.
– Говори. Что с кораблем?
Тот не мог выговорить ни слова.
Подбежал раб с кувшином вина; вырвав сосуд прямо из его рук, Перимед выплеснул содержимое в лицо измученного человека.
– Говори, – приказал он.
– Мы напали на корабль… люди Асины, там… – он слизнул струйку вина, стекавшую по лицу.
– Что Асина? Они же помогали вам, они ведь из Арголиды. Говори об атлантах.
– Мы бились… – воин выдавливал слово за словом, – мы бились со всеми. Асина пошла на нас вместе с атлантами. Их было слишком много.
– А мой сын, Эсон, ваш предводитель… Что с ним?
– Он был ранен. Я видел, как он упал… умер или попал в плен.
– А ты вернулся… чтобы сообщить мне об этом?
На этот раз царь не мог сдержать нахлынувший гнев. Одним движением он извлек кинжал и погрузил его в грудь воина.
Глава 3
Тиринф остался позади, видны были только дома на самой верхушке холма над гаванью. В Аргосском заливе море было спокойным, и корабль легко несся вперед, повинуясь опускающимся и поднимающимся в такт неторопливому рокоту барабана веслам. По правому борту проплывала земля, вся в юной зелени. Радостное прикосновение солнца прогоняло утреннюю прохладу. Прислонившись к борту, Интеб рассеянно глядел на пену внизу, не замечая даже кормчего, находившегося в двух шагах. Весна, в тростниках у берегов Нила уже кричат аисты, скоро он будет дома. После трех лет, проведенных на чужбине, вернется в сердце мира, к цивилизации, оставив позади вздорные претензии варваров, копошащихся в своих грязных Микенах. Он выполнил свой долг, хотя это и заставляло его по временам испытывать отвращение. Полководцы служат своему фараону на поле брани. Это дело несложное, – а в качестве последней награды их обычно ждет насильственная смерть. Вот и сами воины – люди простые, жестокие, конечно, но чему удивляться: ведь душегубство – их работа. Воины необходимы Тутмосу III, но нужен ему и Интеб. Победа достигается и без битвы. Фараон знает это. Знает и он, Интеб; вот почему, преодолев естественное в таком случае отвращение и нежелание, он покорился воле своего царя и отправился к варварам. Ему самому эта победа обошлась недешево, но Тутмос сэкономил на ней. Интеб не жалел об этом. Трудов благородного зодчего, немногих рабов, горсточки золота, скудных подарков хватило, чтобы остановить войну, чтобы прекратить нападения на побережье Египта. Микены сделались сильнее в результате его трудов, однако для него самого эти годы были потеряны.
И все-таки не совсем: он тоже кое-что обрел. Все эти долгие месяцы… за молодым вином, под зимними дождями, под опаляющим летним солнцем – о таком трудно будет забыть – он встречал человека, которого мог бы назвать своим другом. Не исключено, что дружба эта была односторонней: для Эсона он оказался просто одним из многих обитателей дворца, и не из самых знатных. Как ни странно, это не волновало Интеба, даже безответная любовь остается любовью. Он с удовольствием сидел на тех пирах, потягивая вино, пока остальные опрокидывали кубок за кубком, чтобы напиться, как подобает благородному человеку. Грубая, своенравная, беспокойная – такова микенская знать, таков и Эсон. Но все же он был иным; ему предназначено стать царем. Эсон унаследовал от отца острый ум, его трудно было счесть еще одним вонючим варваром. Впрочем, быть может, Интеб все это лишь придумал. Неважно. Просто так было легче пережить эти годы. И хотя он промолчал, гибель Эсона потрясла его не менее, чем самого Перимеда. Мощь Атлантиды сокрушила великого воина, раздавила как насекомое. Интеба даже слегка тревожило, что скоро ему придется ступить на землю, где обитают убийцы его друга. Очнувшись от своих мыслей, он заметил, что Тиринф исчез за кормой и берега разошлись. Тяжелые валы открытого моря вздымали и опускали корабль. Из каюты появился капитан, Интеб жестом подозвал его.
– Куда мы идем?
– Мы возьмем на восходящее солнце, господин, как только поравняемся с этим островом, а за ним будет другой, потом новый… их называют Кикладами, я не знаю названий всех островов. Они тянутся к Анатолийскому побережью, мы не будем терять сушу из виду, оставаясь в глубоких водах. А потом направимся вдоль берега. Пока море спокойно, там не опасно, если налетит буря – можно зайти в дружественную гавань.
– Я говорю не о собственной безопасности и покое. Не старайся угадывать мои желания, кормчий. Я достаточно поплавал, море меня не страшит.
– Я не хотел, прости меня… – Мозолистые кулаки кормчего были покрыты шрамами; экипаж опасался его скорой на расправу руки.
– Я хотел узнать, будем ли мы проходить мимо Феры, острова атлантов?
– Конечно, когда Иос останется позади нас, этот остров будет по правому борту; один из ориентиров.