— Когда я только начинал работу, у меня не было сомнений в подлинности случившегося. Но, тем не менее, я не убеждаю в этом других. Эту историю я услышал лет в семь-восемь лет от своей нянечки бабы Лизы, крестьянки из Тверской губернии. Став взрослым, я считал всегда, что моя дорогая бабка Лиза, Царствие ей Небесное, взяла ее из какого-то православного дореволюционного календаря. А потом, уже в постперестроечное время, была издана тоненькая брошюра с фрагментами стенограммы, в которой сохранилось обсуждение «Зоиного стояния» в Куйбышевском обкоме. И меня резанули эти страницы: чудо ведь было. И когда я писал свою прозу, меня уже не терзали сомнения на этот счет. Но я делал вещь не о самом чуде, как я уже сказал, а об отношении к нему людей, у которых залеплено духовное зрение, и о том, что происходит после того, как они соприкоснулись с тем, что выламывается из их привычного мира.
Тоска по гармонии
— А какой зрительской реакции Вы ожидали?
— Я вообще давно не ожидаю никакой зрительской реакции. К сожалению, это на самом деле моя беда и беда людей, которые идут той же трудной и неблагодарной дорогой, производя авторские картины, имеющие большой спрос на кинофестивалях, но не имеющие проката в России. Рейтинговый успех «Острова» при показе на 2-ом канале телевидения (сценарий к этой картине написал мой ученик Дима Соболев), на мой взгляд, связан с тематической новизной и желанием начать закладывать новую, связующую страну идеологию, которая сейчас строится и все никак не может выстроиться…
Мы не предполагали, что у «Чуда» будет какой-то солидный прокат. Однако и не верили, что картину будут саботировать, а сейчас к этому близко. Как обычно: несколько копий — на многомиллионную страну, затем — показ по телевидению и продажа на дисках. Всё!
— Современный кинематограф все чаще касается духовных, более того — связанных с верой вопросов. Такое предложение вызвано реальным спросом? Люди действительно ищут ответы на духовные вопросы?
— Думаю, что «массовому» зрителю, воспитанному нашим сегодняшним телевидением, ничего такого не нужно. Постановка подобных вопросов важна, во-первых, для государства, которое на основе Православия пытается склеить Россию. Во-вторых, для людей, понимающих, что дальше падать некуда, что за последние двадцать лет произошла нравственная и культурная деградация нашей страны. Россия потеряла свою культурную идентичность, духовный код, который связан с постановкой духовно-нравственных проблем внутри искусства. Это то, что начинается от Лермонтова, Гоголя и Достоевского, идет через Толстого и Серебряный век и составляет фундамент нашего мировосприятия.
А что сейчас? Есть множество «Россий», абсолютно не склеенных, не скрепленных друг с другом. Например, Россия правящего класса. Она вполне комфортная и даже, я бы сказал, демократическая. Эти люди обладают экономическими и социальными ресурсами, социальной защитой, политическими правами. Существует вторая Россия: сельских учителей, врачей, которые из года в год прозябают, с трудом сводят концы с концами. Есть Россия художественной богемы, которая абсолютно не связана ни с какой из вышеперечисленных Россий. Можно назвать еще много примеров. Становится страшно от осознания того, что еще немного — и эта духовная раздробленность может превратиться в раздробленность материальную, что мы будем дробить собственную территорию. Чтобы этого не произошло, как раз и нужно культурное движение, возвращение русской культуры к самой себе. А что такое русская культура? Это, прежде всего, постановка «проклятых» неразрешимых вопросов. И чем резче они поставлены, тем лучше. Вопросы: «Что есть истина?» и «Есть ли Бог?» — факты культуры. Ответ: «Не морочьте нам голову своей заумью» — факт антикультуры, с которой как раз и начинается идеология потребления и тотальный масскульт.
— То есть кино может говорить о вере напрямую?
— Я считаю, если даже наше искусство будет просто гуманистическим — это уже очень много для того, чтобы мы в какой-то отдаленной перспективе могли бы собрать самих себя. Мы задохнулись в мегатоннах крови, которая хлещет отовсюду, и прежде всего — с телевизионных экранов. И даже секулярный гуманизм может сыграть в противостоянии этому свою положительную роль. Ну а двигаться дальше и глубже — это, разумеется, желаемо. Но, говоря о вере, не нужно забывать, что кино — искусство, а не пропаганда, и важно, как картина сделана, насколько художественно. Если фильм, говорящий о Боге, художественно несостоятельный, это картина может быть даже вредной. А талантливо сделанная лента, рассказывающая о бандитах, всегда перекроет и победит бездарную картину, говорящую о Боге.