— Очень просто. Вы поступите в комиссариат, и в вашем ведении будет прием подписки и продажа периодических и непериодических изданий в почтовых учреждениях.
Миллер задышал громко, рука его, теребившая стакан с карандашами, перекочевала куда-то на шею, порывисто оглаживала бородку, похоже, раскачивала ее.
— Как я понимаю, — сказал он наконец, — вы предлагаете мне должность делопроизводителя. Что ж, это почтенное занятие. Но, судите сами, Вадим Николаевич, человеку, который… Я вот и пришел. Хотел объясниться, так сказать…
— Ах, вот вы о чем! Не-е-т, почтамт мы вам под начало не отдадим. Во-первых, там прекрасно справляется с делом небезызвестный вам Булак. А во-вторых, мы с вами, Петр Николаевич, сейчас не перемирие заключаем, наш бой с вами окончен, и вы, ничего не могу сказать другого, побеждены. Так что уж принимайте условия: делопроизводитель первого отделения Народного комиссариата почт и телеграфов. Впрочем, я полагаю, вы догадываетесь, что уговорами мы тут не занимаемся.
Миллер достал из бокового кармана снежно-белый платок, вытер лоб, щеки.
— Да, конечно. Уговаривать… зачем же. Булак прекрасно справляется. Два письма и три посылки. Комиссар почтамта! — Он встал и сразу обнаружил свой рост и полноту. — Честь имею, Вадим Николаевич!
Медленно пошел к двери. Медная ручка, испорченная, свернутая вниз, отчего-то привлекала его внимание, казалось, в ней содержится какая-то отгадка, что-то похожее на положение его самого.
Петр Николаевич с усилием обернулся, как бы проверяя, действительно ли он был у наркома, сидел возле его стола, разговаривал. Подбельский быстро макал перо в чернильницу. Вот так: и пришел — пишет, и ухожу — тоже строчит, подумал Петр Николаевич. Взгляд его скользнул от стола к окну. Там, в светлом солнце, краснел кирпич домов, слабой осенней голубизной светилось небо. Петр Николаевич внезапно представил, как выйдет сейчас на улицу, побредет на Тверскую — обратно домой. Но отчего-то страшней безнадежного возвращения к молчаливо-сочувствующей жене показалась новая встреча с Рудневым. Да, да, сказал себе Петр Николаевич, он ждет в своей фуражечке, чтобы посмеяться, чтобы вставить что-нибудь завлекательное про эсеров. Или те футуристы: «Эра или эпоха?» Все ждут…
Он взялся за ручку двери и тотчас отпустил, будто она обожгла. Грузно повернулся.
— Вадим Николаевич! Простите, что снова отвлекаю. Но я… я согласен.
Подбельский стремительно вскинул голову.
— Отлично, Петр Николаевич. Надеюсь, мы сработаемся не как раньше!
3
Редактор «Почтово-телеграфного журнала» Мончинский вошел несколько боком, оглядываясь, и уже у стола, склоняя высокую тощую фигуру, спросил:
— Неужто сам Миллер пожаловал?
— А что? — Подбельский глядел весело. — Я его врагом никогда не считал. Обыкновенный российский либерал. Такие залезут на баррикаду, смотрят сверху и никак не могут решить, с какой стороны им удобнее находиться. Если, конечно, слезть.
— Однако крови он вам попортил!
— Если бы только мне… Ну, да ладно. Дело он знает превосходно, вызвался в комиссариате служить. Рассчитывал, правда, по-старому, на товарища министра, но уж чем богаты…
Мончинский согласно кивнул. Сосредоточенно вынимал из портфеля бумаги, раскладывал по столу. «Почтово-телеграфный журнал», который он редактировал, издавна, еще с царских времен, разделялся на две части — официальную и неофициальную. Первую составляли приказы и циркуляры по ведомству, неофициальная часть была призвана служить трибуной для обмена мнениями. Здесь печатались статьи о служебном опыте, экскурсы в историю почты, заграничные обзоры. Мончинский все ждал, когда в журнале объявится что-нибудь написанное известным сотрудником «Русского слова», то бишь наркомом почт и телеграфов. И теперь, разложив на столе оригиналы счетверенного за отсутствием бумаги майско-августовского номера, не преминул сказать:
— Не хватает только вашей статьи.
— А доклад наркома съезду Советов? И вот я вижу у вас протоколы первого пролетарского почтового съезда. Здесь тоже есть мое выступление. Лучше скажите, есть ли статья о новом в телефонии, я просил…
— Вот она, здесь.
— А о мятеже левых эсеров? Об этом мерзавце Лихобабине?
— Две статьи. Вот в этой — как действовал ЦИК Потельсоюза; говорится об осуждении предательских действий Лихобабина и исключении его из состава ЦИК. И все-таки, Вадим Николаевич…
Подбельский с виду равнодушно грохнул ящиком стола, достал пачку исписанных листков.