Через час Подбельский отправил свое письмо в Кремль. А через день ему показали резолюцию Владимира Ильича: «23 ноября 1918. В Наркомвоен. Необходимо сегодня в СНК назначить такой центр. Дайте сегодня же своих кандидатов. Ленин».
Глава одиннадцатая
1
В Арзамас, где стоял штаб Восточного фронта, приехали утром. Иннокентий Халепский собрался первым, стоял у окна одетый в ладную шинель, с прицепленной на боку шашкой. Продышал глазок на заиндевелом стекле, но ничего, кроме теплушки на соседнем пути, не увидел, недовольно хмыкнул и обернулся, ища глазами Подбельского. Тот сосредоточенно ходил от стола к полкам на стене старого, замызганного салон-вагона, перебирал бумаги, укладывал в портфель.
— Ну вот, Вадим Николаевич, прочили меня в главные начальники военной связи, а теперь сами…
— Если бы… — не поднимая головы, отозвался Подбельский и тоном дал понять, чтобы Иннокентий не приставал.
— А здесь морозяка, — не унялся Халепский, попробовал начать разговор с другой стороны; всю ночь поезд шел почти без остановок, он хорошо выспался и теперь жаждал деятельности. — Может, сразу разделимся? Я — на узел связи, а вы — к командующему. Быстрее управимся.
— Нет уж! — Подбельский наконец нашел бумагу, которую искал, и застегнул пряжки портфеля, с хрустом натягивая кожу. — А где Бакинский?
— Ждет на перроне. Душно, видать, ему.
Старый партиец Сергей Бакинский был третьим в составе Особой комиссии, как гласило их общее удостоверение, выданное Советом рабоче-крестьянской обороны. Там говорилось, что комиссии приказано «обревизовать постановку дела почтово-телеграфной связи в учреждениях, управлениях военных сообщений как в центре, так и на местах и в Полевом штабе Революционного Военного Совета Республики». В центре ревизовать было нечего, привычную неразбериху со средствами связи надо было просто ломать, а вот на местах и в штабе… Впрочем, тут инициатива принадлежала Ленину: «Вот удостоверение, поезжайте». И из скупых его замечаний насчет ревизии стало ясно, что надо ехать и налаживать связь, что-то делать с проклятым телеграфом, без которого фронт против Колчака, отдельными очагами обороны протянувшийся на тысячу верст, от Вятки до Оренбурга, оставался для Москвы чем-то самостоятельно и таинственно действующим, чем-то постоянно таившим угрозу, даже когда ее реально не существовало.
В тяжелых санях, запряженных парой мохнатых, прикрытых попонами лошадей, быстро докатили до места. Командующий фронтом, как оказалось, был в отъезде, направились сразу к члену Реввоенсовета Гусеву, в большой кабинет, увешанный картами, с холодной голландкой в углу.
Гусев, придерживая полы наброшенной на плечи шинели, приветливо пошел навстречу, вскоре на столе появился чай, и он, сняв пенсне, задумчиво поглаживая переносицу, стал говорить о событиях на фронте, в общем-то неутешительных после падения Перми. Приезд комиссии, возглавляемой наркомом почт, он всячески приветствовал, со связью действительно трудно: линии телеграфа износились, за ними смотрят плохо, а ветер валит столбы, метель заметает; железнодорожные пути хоть удается расчищать прицепленными впереди паровозов снегоочистительными машинами, а тут как? Надо подтянуть работников, подчиненных Наркомпочтелю, они видят, что телеграф работает, в сущности, только на армию, и решили, что им лучше посидеть в сторонке…
— А может, они правы? — неожиданно резко возразил Подбельский.
— То есть как это «правы»?
— А так… Они ведь не воюют. Привыкли стихию пережидать. А вы воюете, вам надо действовать.
Гусев надел пенсне, и лицо его стало строгим.
— Насколько я понимаю, вы считаете, что инициатива в ремонте линий связи должна принадлежать армии. Так?
— Именно… Инициатива! Работникам военных сообщений надо больше проявлять власть. Организовывать, руководить. Та же первоочередность ремонта — им ведь лучше известно, где надо быстрее…
В комнате повисло тягостное молчание. По виду Гусева, зябко поддергивающего сползавшую с плеча шинель, было заметно, что ему неприятно слышать еще одно требование: надо. Сколько у него этих ежедневных «надо»? И вот еще телеграф. Приехали помогать, кажется, так и помогайте!
— Фокус тут простой, — нарушил молчание Халепский. — Монтеры, надсмотрщики линий часто боятся уходить из города. Они безоружны, вот и боятся.
— Что же, прикажете каждого взводом охраны сопровождать?