— Анита, после того, что случилось с Арэсом, если Домино потеряет контроль перед копами, они его пристрелят, — заметил Никки.
Я попыталась успокоиться, потому что не могла отделаться от мысли сколько раз Мика уезжал из города на встречи с различными группами. Никто не мог выиграть столько битв в месяц и не получить видимых ранений, а Мика не был достаточно большим или сильным… он был лидером, но не такого рода.
— Домино, успокойся, — сказала я. — Не хочу потерять тебя из-за какой-то глупости.
Он прикусил нижнюю губу и покачал головой, словно я задала ему еще один вопрос.
— Я не буду наседать, потому что, честно говоря, твоя реакция только что дала исчерпывающий ответ.
Домино сделал несколько глубоких вдохов и я ощутила, как его сотрясает от жара зверя, запертого в метафорической клетке. Наконец, я смогла настолько дистанцироваться, что ощущала только жар, а не тигра. Мои собственные кошки не пытались показать даже носа. В этом я поднаторела. Все мы. Вот только не знала насколько хорошо с этим справлялся Мика, например, с тем, что лгал мне.
Наконец Домино заговорил низким, осторожным голосом, как будто ему по-прежнему приходилось бороться за контроль.
— Клянусь, Мика не дерется каждый раз, когда покидает город. В большинстве случаев срабатывают дипломатия и… тактичные методы.
— И что это за тактичные методы? — поинтересовалась я.
Сила Домино начала покалывать, будто мою кожу жгла лихорадка.
— Анита, не сейчас, — вмешался Никки. Он передвинулся так, чтобы закрыть Домино от полиции.
Я медленно досчитала до десяти, не способная сделать глубокий вдох, который помог бы мне справиться, а счет едва ли меня успокоил.
— Домино, сейчас я больше не буду задавать тебе вопросы, обещаю.
Тело Никки закрывало мне обзор, но я чувствовала, что к нам приближался еще один оборотень. Их энергия обдавала мою кожу как горячий воздух. Эта сила волновала моих зверей, и внутренним зрением я «видела» как моя гиена поднялась и встряхнулась как большая собака, на которую и походила. Она пустилась рысью по длинному, залитому солнечным светом туннелю, который обычно был темен, но гиена посеменила к свету и высокая пожелтевшая трава, казалось, побудила ее перейти на бег. Она двигалась так неуклюже в сравнении с кошками или волчицей, но все равно продолжала путь, и если я не возьму ее под контроль, гиена попытается вырваться из моего тела и стать реальной. Но я была зла. В гневе гораздо тяжелее держать все под контролем. Я была зла и напугана, потому что Мика был моей комплекции, и не важно насколько ты крут, когда у бойцов одинаковая подготовка габариты имеют значение. Кожа покрылась мурашками от мысли, что Мика противостоит кому-то с габаритами Никки или Дева. Казалось, страх озадачил гиену, потому что та затявкала и села, глядя на меня странными карими глазами, которые сошли бы за человеческие, если бы зрачки не были как у кошки.
— Держи себя в руках, — тихо произнес Никки.
Я закрыла глаза и попыталась сделать так, как он сказал. Пыталась успокоиться, отыскать центр спокойствия, но им был Мика, который годами рисковал своей жизнью, а я об этом не знала. Я чувствовала себя идиоткой. Неужели я и правда думала, что лишь одна дипломатия заставляла все те животные фракции по стране присоединиться к нашей Коалиции? Да, ведь так и считала. Я верила в способность Мики убеждать, руководить, манипулировать и идти на сделки. Я даже знала, что он для этого делал. Знала, что он спал с некоторыми женщинами-оборотнями, чтобы скрепить сделку или увеличить количество союзников, чтобы было проще убедить лидеров групп. Вероятно, это и имел в виду Домино под «тактичными методами». Мика рассказывал мне про секс, потому что не хотел, чтобы я узнавала об этом от кого-то другого. Но несколько раз он возвращался домой с травмами или с ранеными охранниками, и говорил, что все вышло из-под контроля, но в итоге им удалось их убедить. В конечном счете, возвращался ли Мика домой без согласной присоединиться к нам группы? Нет.
Я снова была спокойна, но это было спокойствие воды, которая неподвижна, пока ее не коснется ветер. Я открыла глаза.
Никки смотрел на меня.
— Ты с этим справишься?
Я кивнула.
Он отошел в сторону и я увидела Сократа. Его кожа была цвета кофе со сливками, сильно кудрявые волосы были сострижены по бокам и чуть длиннее на макушке, почти как у Домино, но волосы Сократа были достаточно густыми, чтобы оставаться почти в квадратной форме — что-то вроде живой изгороди, подстриженной в желаемую форму. Глаза у него были карими, но не такими карими, как у животного, сидящего сейчас у меня в голове. Они были совершенно человеческими.
Гиена принюхалась и издала лающий звук, от которого на моих руках волоски встали дыбом. На мгновение я задумалась, а не издала ли этот звук своим человеческим ртом и горлом, но решила, что все же нет.
Сократ провел руками под пиджаком, и я увидела за его поясом пистолет. Он был бывшим копом, которого уволили, когда он помог поймать городскую банду, состоявшую из вер-гиен. Он стал героем, полиция избавилась от банды, но Сократ потерял жетон и любимую работу.
— Когда у тебя появился мой зверь? — прошептал он.
— После пули, прошедшей сквозь Арэса в меня, — ответила я.
— Твоя гиена не должна была заявить о себе до следующего полнолуния. Еще две недели, но я ее чувствую, ощущаю на тебе ее запах.
— У меня все быстро развивается.
— Верно, ты — это что-то, — согласился он, снова потерев руки.
— Ты же, время от времени, выезжаешь с Микой из города?
— Анита, зачем задавать этот вопрос? Ты же знаешь, что это так.
Я посмотрела на него, просто посмотрела.
Его взгляд был направлен мимо меня на Домино. Взгляд был сердитым и красноречивым, и, казалось, говорил: «Как ты мог?». Сократ чуть приподнял бровь и еле заметно наклонил голову в сторону.
Сила Домино снова вспыхнула.
— Я ничего не сказал.
Ни взгляд Сократа, ни сам Сократ не выражали доверия.
— Неужели ты думал, что я никогда бы это не выяснила? — спросила я.
Он перевел взгляд на меня.
— Понятия не имею, что ты там, как считаешь, выяснила, поэтому мне сказать нечего.
— Сократ, больше не лги мне.
К нам направлялся Гонсалез. Я так пристально на него смотрела, что Сократ тоже на него оглянулся. Мы привлекли внимание всех копов. Я погрузилась эмоциями во взволновавшее меня дело, и к чертям забыла о здравом смысле. Копы по большей части наблюдательны, особенно с теми, кому приходится доверять свои жизни, поэтому наша стоящая особняком компания, их не успокоила.
— Анита, какая-то проблема? — спросил Гонсалез.
Если я скажу «нет», то он поймет, что это не так, но…
— Нет, — ответила я, и это «нет» было очень твердым, очень уверенным. Вообще-то однажды таким «нет» я заставила разреветься официантку. Гонсалез не заплакал — он был крепким орешком — но понял, что это было абсолютным, непоколебимым отрицанием. Порой я говорила слишком яростно и случайно заставляла официанток плакать, но порой в свои слова я вкладывала точное количество силы, необходимое для того, чтобы заставить людей прекратить расспросы.
Гонсалез глянул на меня, а затем поочередно на стоявших рядом мужчин.
— Ладно, как себя чувствуешь? Ты малость позеленела.
— Скажу лишь, что жалею, что не выпила побольше жидкости за обедом.
Он слегка усмехнулся, но взгляд его оставался настороженным, и снова оглядел всех мужчин. Гонсалез снова перевел взгляд на меня и его подозрительные глаза полицейского сказали, что я в полном дерьме и он мне не верит. Вы можете спросить: не верит чему? Он ветеран полиции, который уже десять лет как в запасе. Он не верит ни одному чертову слову, что ему говорят.
— А я думал, что ты крута, Блейк, — пробасил мужчина с другого конца коридора. — Слышал, тебя беспричинно вывернуло ланчем.
Это приперся Трэверс, оказать моральную поддержку Каллахану и продолжить быть занозой в заднице.