— Никогда не видел, чтобы ты так рано возвращался в человеческую форму, — сказал Никки по ту сторону от Арэса и офицера Перкинса.
— А я и не пытался никогда так рано перекидываться обратно, — ответил Натаниэль слегка подрагивающим голосом.
Я крепче его обняла, поражаясь, каким он был теплым и какими шелковистыми были его волосы и кожа. Я зарылась лицом в его шевелюру, как будто вдыхала крепкий напиток, чтобы успокоить нервы, и обнаружила, что на его шее все еще застегнут тяжелый кожаный ошейник, хотя теперь он болтался свободнее.
— Ты должен был отключиться после перемены, — сказал Никки.
— На случай, если все же отключусь, Анита, помнишь, как вампир укусил меня в Теннесси? — спросил он.
Я знала о гниющих вампирах, но впервые узнала, что они могут заразить человека своим укусом, когда один из них укусил Натаниэля. Он лежал на кровати в номере отеля и кричал от боли, и умер бы, если бы Ашер и Дамиан не высосали болезнь из его тела, рискуя при этом своими собственными жизнями. Ашер был достаточно силен, чтобы справиться, но Дамиан едва не сгнил до смерти. Я спасла его, позволив кормиться на себе, при этом сама рискуя умереть таким же образом. Но если уж я просила Дамиана спасти Натаниэля, то и сама должна была попытаться на это пойти. Это случилось еще до того, как Натаниэль стал моим животным зова и до того, как Дамиан стал моим вампиром-слугой. Казалось, это было вечность назад.
— Как я могу забыть? — ответила я, обнимая его еще крепче. Казалось немыслимым, что когда-то я его не любила, что когда-то я прилагала все усилия, чтобы не допустить его к себе в постель, а теперь он один из самых важных людей в моей жизни.
— У Арэса только одна животная форма, как и у меня тогда. У него не больше шансов излечиться от этого, как тогда у меня.
Я сидела неподвижно, пока мы обнимались. Я отняла лицо от его волос и встретилась с его взглядом:
— У Арэса только одна форма?
— Ты не знала?
— Он большой, доминантный, накаченный самец; я думала, это автоматически приравнивается к двум животным формам.
— Не всегда, — возразил Никки.
— Не уверен о чем вы тут вообще говорите, — подал голос, Перкинс, — Но мне нужно заканчивать подготовку пациентов к посадке на вертолет, который вот-вот прилетит.
— Что насчет Арэса? — спросила я.
— Я отправлю его когда вертолет вернется.
— Нет, — сказал Натаниэль. — Ему нужно попасть в больницу как можно скорее.
— Ликантропы могут вылечить все что угодно. На первый рейс для него нет места. Я не могу безопасность ликантропа ставить превыше безопасности раненых людей.
Я посмотрела на Натаниэля:
— Хочешь сказать, что у Арэса болезнь будет распространяться так же быстро, как у тебя в Теннесси?
— Вероятно.
— Видите, вы очень даже выздоровели, — указал Перкинс.
— Мне тогда помогли, а сейчас у нас нет такого вида помощи, — ответил Натаниэль и бросил на меня долгий, серьезный взгляд. Он имел в виду, что у нас нет с собой вампиров, а если бы и были, они должны были быть достаточно сильными, чтобы вылечить Арэса и самим не подхватить болезнь. Ашер был достаточно сильным, но Дамиан чуть не умер от этого.
Я повернулась к Перкинсу:
— Поверьте; это убьет его так же, как убило офицера Трэверса.
— Ликантропы не могут подхватить инфекцию, — ответил парамедик.
— Натаниэль жив потому что у нас была экстраординарная… помощь с лечением, но без этой помощи он бы не справился сам и умер. Это единственная смертельная для ликантропов инфекция, которая мне встречалась. Клянусь, что не вру вам, лишь бы посадить своего человека на ваш вертолет. Я видела тела в морге с такими же ранами, а инфекция из укуса рядом с любой из главных артерией может переместиться к жизненно-важным органам. Если она доберется до его мозга или сердца, то он умрет.
— Вы этого не знаете, — стоял на своем Перкинс, — а я знаю, что три человека, ожидающие транспортировки, умрут через пару часов, а то и раньше, если им не окажут больше медицинской помощи, чем могу предоставить я.
— Выведите из строя мозг или сердце оборотня и он уже не излечится, и просто умрет. Если эта инфекция поразит хоть один из этих органов, это тоже самое, что выстрелить в него из дробовика; так или иначе, он скончается.