В зал вошел заместитель Эл и о чем-то тихо заговорил с группой копов. Их собранные, грустные лица вдруг оживились и стали серьезными. Двое из них кивнули и вышли из комнаты, словно у них появилась какая-то цель.
— Что случилось? — спросила я.
Эл посмотрел на нас. Его взгляд задержался на Мике и на его лице, на миг, промелькнула симпатия, которую он тут же отбросил. Эл направился к нам с вежливым коповским выражением лица. Он заколебался, глядя на Мику, его губы сжались в тонкую, жесткую линию, видимо, пытаясь решить быть сейчас копом или же другом.
— Майк, я могу чем-то помочь? — наконец спросил он, решив выбрать режим «друга».
Мика просто покачал головой, не произнеся ни слова и даже не подняв головы, чтобы наладить зрительный контакт через стекла темных очков.
Эл воспринял это как отрицательный ответ и сказал:
— Помнишь туриста, на поиски которого оправляли Гуттермана с остальными?
— Помню ты что-то упоминал об этом с другими полицейскими.
— Он пропал два дня назад, сегодня пошел уже третий, поэтому мы подключили добровольцев, знающих ту скалистую местность, чтобы помочь полиции в поисках.
Я кивнула:
— Думаю это стандартная процедура для такой дикой местности. Вы не хотите, чтобы пропало еще больше гражданских.
— Совершенно верно, так что все, кто с нами пойдет, знают, куда они направляются. Честно говоря, этим двоим, что пропали сейчас, в вопросах выживания в диких условиях, я доверял больше, чем кому-либо из полицейских. Они элитные проводники-охотники и могли совершать серьезные восхождения и спуски даже с совершенно неопытными охотниками.
— То есть грамотные инструктора, — сказала я.
— Ага.
— Что с ними случилось? — спросил Натаниэль.
— Пропали.
Мика приподнялся достаточно, чтобы взглянуть на Эла:
— Кто именно?
— Генри Кроуфорд и Малыш Генри.
— Они лучше всех знали эту местность, по крайней мере, десять лет назад.
— Генри старшему почти шестьдесят пять, но он все еще мог забираться дальше всех в нашей компании, кроме твоего отца, а это включая и меня. Малыш Генри стал еще страшнее и тише, чем был, но я доверял им обоим в любой чрезвычайной ситуации за пределом города.
— Малыш Генри все еще работает в неотложке?
— Ага.
Мика, наконец, выпустил наши руки, чтобы вытереть высыхающие слезы на щеках:
— Я не могу уехать из больницы, прости Эл. Мама и Тай все еще у отца, и я надеюсь, что мне удастся еще раз поговорить с ним.
— Я тебя и не прошу, никого из вас, но после того, как двое Генри пропали, не хочу, чтобы там ошивались еще какие-нибудь гражданские.
— Это то же место, где пропали те люди? — спросила я.
— Почти рядом, — ответил он.
— В тех местах должно быть что-то реально жуткое, раз они пропали, — сказал Мика. Он нагнулся вперед, облокотившись на колени и уставился в пол, думая о чем-то плохом. Может о напавшем на него много лет назад верлеопарде? Это случилась в горах неподалеку отсюда.
— Как давно они пропали? — спросила я.
— Три часа. В обычной ситуации мы бы ничего такого не заподозрили, но в одно мгновение Генри и Малыш перекрикивались с другими исследующих местность поисковиками, и уже в следующее они просто исчезли.
— Что вы имеете в виду, просто исчезли?
— Гуттерман сказал, они крикнули «Мы что-то нашли». Но когда остальные спросили, нашли ли они убийцу, ответа не последовало.
— Удалось что-нибудь обнаружить, указывающее на то, где именно они находились перед исчезновением?
— Там в горах темно как в жопе. Мы ни черта не могли увидеть, а все собаки-ищейки брошены на поиски пропавшего ребенка и престарелого мужчины, который ушел из дома и заблудился. Ребенку три года, а у старика альцгеймер, и тебе ли не знать, как по ночам здесь становится холодно.
— Если они не найдут укрытия, то к утру насмерть замерзнут, — подтвердил Мика.
— Наши пропавшие туристы оба взрослые и в хорошей форме, а также имеют опыт пребывания в диких условиях. Генри могли соорудить себе укрытие и с легкостью переждать ночь.
— А вы уже использовали собак для поиска этих туристов?
— Одну, но создалось такое ощущение, что у нее отказал нюх. У ее дрессировщика даже термин этому нашелся: «глухой нос». Собака как будто совсем запуталась, словно не могла понять, чем это, черт возьми, пахнет. Он сказал, что никогда не видел, чтобы собака себя так вела.
— Она казалась испуганной? — спросила я.
Он покачал головой: