Он повернулся ко мне в полумраке. Я не очень хорошо видела его лицо, скорее лишь очертания и некоторые участки, но большая часть его лица терялась в тени. Мы всегда забываем, как становится темно без электрического освещения, но сейчас он находился всего в нескольких сантиметрах от меня, а его лица практически было не видно. По обочинам тянулся сплошной лес и никакого освещения, только фары разрывали темноту впереди нас.
— Я хочу помочь, — сказал он.
— Это не твоя работа.
— Анита, в форме леопарда я лучше, чем в человеческой.
— Лучше в чем?
— В борьбе, в выживании.
— Почему?
На мой вопрос ответил Никки с переднего сиденья, повернувшись так, что его светлые волосы словно призрачным ореолом спадали на лицо:
— Зверь позволяет нам действовать более эгоистично. Мы не думаем что хорошо и что плохо; мы действуем, мы выживаем. В форме леопарда, Натаниэль, сможет лучше позаботиться о себе.
— Правда? — спросила я, поглаживая его руку, словно держаться за руки мне было недостаточно.
— Правда, — подтвердил Никки. — Это одна из причин, почему мы так опасны в звериной форме. Мы не следуем голосу разума. Поэтому представляем угрозу.
— Полузвериная форма помогает вам лучше думать, — заметила я.
— Ага.
— Но сегодня я должен буду полностью принять форму леопарда, — сказал Натаниэль.
— В ней у тебя нюх лучше.
— Да.
— Понятно.
— Думаешь, из-за того, что Натаниэль раздевается на сцене и перекидывается в леопарда, но не нападает на толпу, каким-то образом он сохраняет свой разум? Но там лишь его зверь под тонким слоем разума Натаниэля.
— То есть в человеческой форме в нем есть часть разума зверя? — спросила я.
— Ага.
— Из-за того, что ты носишь в себе столько зверей, но не перекидываешься, ты упускаешь кое-что, присущее остальным из нас, — сказал Никки.
— Например?
— Что мы — это наши звери, а наши звери — это мы.
— Не думаю, что понимаю о чем ты.
— Я остаюсь собой в форме леопарда, — ответил Натаниэль. — Но так же в нынешней форме я все еще леопард.
Я нахмурилась:
— Мика никогда не говорит о своем звере вот так. И Ричард тоже.
— И не пытайся сравнивать нас с царем волков Сент-Луиса, — фыркнул Никки. — У него слишком много заморочек, чтобы на самом деле объединить обе свои половины.
— А Мика?
— Он слишком сильно борется за то, чтобы быть цивилизованным, человеком.
— Мика все еще пытается справиться с травмой после нападения. У тех из нас, кто становится оборотнем насильственно, больше проблем, — добавил Арэс.
— У тебя тоже?
— Ага, меня выбешивает быть вергиеной. То есть, если уж на меня напал враг-оборотень, то почему он не мог быть кем-то с более крутой репутацией, как, скажем, лев или леопард. Большие кошки и волки, сейчас это сексуально. — Он засмеялся, но не совсем радостным смехом, а скорее самоуничижительным, такого я у него раньше не слышала.
— Хочешь сказать, что бесился бы меньше, если бы был другим животным?
— Ага, поначалу.
— А сейчас?
Он посмотрел в окно заднего вида. Я увидела, как блеснули его глаза, когда мимо нас по узкой дороге проехала встречная машина. Человеческие глаза так не отражаются, а это значит, что даже в человеческой форме его отличное ночное зрение было частью его зверя.
— Я гиена. Это грубый мир и более жестокий, чем любое другое сообщество оборотней. Мы заслужили свои полоски, никакой игры слов для моей полосатой братии. Ни в одном сообществе, даже в львином, не требуется такого уровня выносливости, как у гиен. У нас множество кланов, но те несколько, что существуют в нашей стране, могут править своим городом лишь по старинке.
— В смысле «по старинке»?
— Когда оборотни не так тесно взаимодействовали с человеческим обществом, мы решали свои дела менее цивилизованно, более естественно.
— А это что значит?
— Это значит, что у разных групп животных были междоусобные войны, — ответил Никки.
— Я думала большинство групп животных за пределами Сент-Луиса и Коалиции никак не взаимодействуют друг с другом.
— Верживотных легализовали раньше вампиров, — ответил он. — Так что ты пропустила те старые добрые времена, когда мы могли явиться в город и разнести все на своем пути. Копы не находили никаких тел, люди просто исчезали, мне и моему прайду платили и мы двигались дальше. Другие группы нанимали нас, чтобы избавиться от своих соперников и мы делали это без пощады.
— Верживотных официально признали людьми с болезнью лет десять назад, а в некоторых штатах еще раньше. Ты не можешь быть настолько старше меня.