Не успела я появиться в отделе господина Сайто, как он сразу же вызвал меня к себе:
— Я посмотрел копии, которые вы оставили вечером на моем столе. Вы явно прогрессируете, но до совершенства вам пока далеко. Переделайте еще раз.
И он снова бросил готовые ксерокопии в корзину.
Я низко склонила голову и подчинилась. При этом я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
Господин Тэнси нашел меня у ксерокса. Он поздравил меня со всей сердечностью, которую допускала его сдержанная учтивость:
— Вы подготовили замечательный отчет, причем сделали его чрезвычайно быстро. Вы разрешите мне сказать на собрании, кто его автор?
Это был человек редкого благородства: ради меня он готов был нарушить существующие здесь запреты.
— Ни в коем случае, господин Тэнси, Это только навредит и вам и мне.
— Вы правы. Но на ближайшем совещании я попробую намекнуть господину Сайто и господину Омоти, а еще лучше — господину Ханэде, что вы можете мне быть полезны. Как вы думаете, господин Сайто будет этому противиться?
— Ни в коем случае. Посмотрите, сколько раз он заставляет меня ксерокопировать одни и те же бумаги, лишь бы не видеть меня. Да он только и думает о том, как бы от меня избавиться. Он будет рад, если вы заберете меня в свой отдел, он просто терпеть меня не может.
— Вы не обидитесь, если я припишу себе авторство вашего отчета?
Его вопрос ошеломил меня: никто не обязывал его проявлять подобную учтивость по отношению к такой мелкой сошке, как я.
— Ну что вы, господин Тэнси, это будет большая честь для меня.
Мы расстались, преисполненные уважения друг к другу. В будущее я смотрела с надеждой. Скоро, скоро закончатся издевательства господина Сайто, его абсурдные приказы без конца ксерокопировать одни и те же бумаги и запрет говорить на моем втором языке.
Драма разразилась несколько дней спустя. Меня срочно вызвали в кабинет господина Омоти, куда я отправилась, не ожидая ничего дурного.
Когда я вошла в святая святых, там уже сидел господин Тэнси. При виде меня он улыбнулся, и это была самая добрая и сочувствующая улыбка, какую мне доводилось когда-либо видеть. Она означала: «Нас ждет отвратительное испытание, но мы с вами должны его выдержать».
Я думала, что это будет обычный нагоняй. Как я ошибалась! На господина Тэнси и на меня обрушились дикий рев и чудовищная брань. Сама не знаю, что было ужаснее: содержание или форма.
Содержание было крайне оскорбительным. Как нас только не клеймили: предателями, ничтожествами, змеями, коварными мошенниками и — самое страшное — индивидуалистами!
А форма многое объясняла в истории японцев: чтобы прекратить эти отвратительные крики, я в те минуты была готова на все — завоевать Маньчжурию, подвергнуть гонениям тысячи китайцев, покончить с собой во имя императора, протаранить своим самолетом американский линкор или обязаться работать круглые сутки сразу на две компании «Юмимото».
Самое ужасное было видеть, каким унижениям подвергают господина Тэнси — и все из-за меня! Господин Тэнси был очень умным человеком и прекрасно понимал, на какой риск идет ради меня. Никто из персонала компании не заставлял его это делать: им руководил простой альтруизм. В награду за доброту его теперь втаптывали в грязь.
Глядя на него, я пыталась демонстрировать такое же смирение, как и он. Господин Тэнси опустил голову и все глубже втягивал ее в плечи, низко сгибаясь перед бушевавшим господином Омоти. Лицо его выражало раскаяние и стыд. Я старалась ему подражать. Но тут огромный толстяк крикнул ему:
— Ваша главная цель — саботировать деятельность нашей компании!
Раздумывать было некогда — я не могла допустить, чтобы этот случай помешал дальнейшей карьере моего ангела-хранителя. И я бросилась под водопад оскорблений, изрыгаемых вице-президентом:
— Господин Тэнси не хотел саботировать деятельность компании! Это я упросила его доверить мне эту работу. Только я одна во всем виновата.
Я увидела, с каким ужасом смотрит на меня мой товарищ по несчастью. Его глаза говорили: «Умоляю вас, молчите!» Увы, было уже слишком поздно.
На мгновение господин Омоти застыл с открытым ртом, а затем подошел поближе и заорал мне прямо в лицо:
— Вы еще оправдываетесь!
— Вовсе нет, это я одна во всем виновата. И если вы хотите кого-то наказать, то накажите только меня!
— Как вы смеете защищать эту змею!
— Господин Тэнси не нуждается в защите. И вы несправедливо нападаете на него.