— Ну?
Ее дыхание звучало слишком громко. Никогда еще она так остро не осознавала свою хрупкую смертность. «Ты уже целовала его раньше, — напомнила она себе. — Несколько раз. Он никак не изменился».
Но она да. И теперь Вэл знала его самые сокровенные мысли и обнаружила, к своему ужасу, что ее романтическое представление о нем как о трагически непонятом художнике оказалось именно таким: идеалом, теперь разбитым вдребезги, с реальностью, сверкающей сквозь него, как острые кусочки зеркала, отражающие свет. Гэвин был безжалостен, холоден, и хотел, чтобы она стала похожа на одну из безжизненных бабочек в его коллекции за стеклянным шкафом.
Неодушевленная игрушка.
Собственность.
Пленница.
— Я жду, — напомнил он, глядя на нее сквозь полуприкрытые веки.
Она пришла в сад, ожидая увидеть летние розы, но вместо этого оказалась в зарослях скрученных, колючих, покрытых инеем лиан.
— Всего один поцелуй? — уточнила Вэл, слегка выдохнув, когда он кивнул. — И ты меня отпустишь?
— Несомненно.
Руки Вэл дрожали. Она наклонилась и слабо чмокнула его в губы. На них все еще оставался вкус кофе.
— Ты не стараешься.
И вот тогда она поняла: ей предложено самой выполнить всю работу.
В голове Вэл всплыл образ бабочки в банке для убийства, хрупкие крылышки напряглись против приторно сладких миазмов, покрывающих нежные мембраны тонким слоем ядовитых кристаллов. Как иней. Или сахарная глазурь. Не все яды были горькими — некоторые из самых смертоносных ядов в мире имели сладкий вкус. Из-за этого они намного опаснее.
«Не думай об этом. Превращение этой ситуации в карнавал ужасов не поможет». — Она закрыла глаза и поцеловала его снова. Гэвин оставался неподвижным, как статуя, хотя, когда она коснулась языком его сомкнутых губ, он приоткрыл рот.
Вэл выписывала свои молитвы о спасении кончиком языка у него во рту, и он издал низкий горловой звук, который не обязательно выражал досаду, хотя и не звучал довольным. Ему еще предстояло ответить ей взаимностью, и мысль о том, что он может продолжать поцелуй бесконечно, пока не сочтет себя полностью удовлетворенным, пронеслась у нее в голове.
«Злобный ублюдок». Она впервые возненавидела его. Правда, по-настоящему ненавидела. Он поймал ее в ловушку и тщательно спланировал каждый засов тюрьмы, в которой она теперь оказалась. Вэл направила этот гнев на Гэвина, сильно прижимаясь к нему и держась за его шею, чтобы успокоиться, но в глубине души желая, вместо этого его задушить.
Он бессознательно обнял ее за талию, и наконец начал отвечать на ее поцелуй. Головокружение окутало ее мозг густым мерцающим туманом, когда Гэвин перевернулся так, что она оказалась сверху, ошеломленная страхом, опасностью и его воздействием на ее тело.
Особенно его воздействие на ее тело.
— Это было мило.
— Мило?
— Очень. — Его руки скользнули по ее талии с легкой фамильярностью. — Но куда, по-твоему, ты собралась? — спросил он, когда она свесила слабую ногу с кровати.
— Ты сказал, что я могу…
— Не думаю, что позволю сейчас тебе уйти, — возразил он, и его хватка усилилась. Затем он крутанул бедрами, сбивая ее с ног. Вэл обнаружила, что сидит на нем верхом. — Если помнишь, я говорил, что ты должна постараться превзойти предыдущие поцелуи.
— Я поцеловала тебя, — сказала она, — как ты и хотел.
— Твоя техника безупречна, но в прошлый раз ты выглядела гораздо привлекательнее. Если бы я не знал, что мне придется вернуть тебя… — Его глаза потемнели, и он покачал головой. — Надо сказать, что это будет трудный поступок.
— Ты ведь не собираешься отпускать меня? — Ее голос прозвучал хрипло даже для ее собственных ушей. — Как долго ты намерен держать меня здесь? И не лги мне! — Вэл оттолкнула его руку, когда Гэвин попытался прикоснуться к ней, смаргивая слезы. — Ты настолько болен, что я даже не хочу смотреть на тебя, не говоря уже о том, чтобы целовать… все эти вещи, которые ты… — нарисовал, собиралась сказать она. Но потом она вспомнила, что он не знал, что она видела его альбом. — …Сказал, — слабо закончила она.
— Можешь попробовать еще раз. Или все будет по-моему.
Ее охватил озноб. Вэл стиснула зубы, пытаясь отгородиться от нахлынувших на нее образов, нарисованных углем и акварелью, окрашенных страстью и насилием.
— Еще раз, — выдавила она.
— Ну, посмотрим, — тихо произнес он.
И это все решило. Она снова наклонилась, его губы приоткрылись в предвкушении — и она ударила его головой. Сильно. Он зарычал, как раненый бык, но его хватка на ее талии ослабла. Должно быть, она удивила его; она удивила саму себя. Вэл спрыгнула с Гэвина и побежала, схватившись за свою пульсирующую голову. Она слышала, как он пытается встать.
Что-то твердое вонзилось ей в плечо. Это оказались деревянные перила. Она вспомнила о ноже со сломанной рукояткой и вытащила маленькое лезвие как раз в тот момент, когда он приблизился к ней.
— У нее есть когти.
— Не подходи.
— Интересно, что еще у нее есть?
— Не подходи, — повторила Вэл, сопровождая команду тычком.
Он метнул руку вперед, быстро, как змея, чтобы нанести острый болезненный удар по ее запястью, заставив Вэл выронить нож. Она начала наклоняться, чтобы поднять его с пола, но Гэвин отбросил нож в сторону, когда сделал шаг к ней, и Вэл пришлось отклониться назад, чтобы избежать его хватки.
Ее вес переместился ниже талии, сосредоточившись в верхней части тела. Она потеряла равновесие. Мир закружился, и она хрипло закричала, почувствовав, что падает по лестнице головой вперед. Каким-то образом ей удалось ухватиться за поручни. Резные деревянные блоки врезались в ее потные ладони, но, по крайней мере, это удержало ее от дальнейшего падения.
Вэл оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, как далеко она оказалась от первого этажа, затем позволила своему телу упасть, скатившись последние пять футов. Она ударилась об пол с такой силой, что едва смогла вздохнуть. Но не мешкая ни секунды, вскочила и кинулась к двери, по пути осознав, что понятия не имеет, куда бежать — Гэвин привез ее сюда, а дом Вэл слишком далеко, чтобы идти пешком.
«И я оставила свою сумочку в его доме. С моим телефоном…»
Бежать. Она должна сосредоточиться на побеге. С телефоном она разберется позже. Если она не сбежит, то и «потом» не будет.
Вэл бросилась к двери с отчаянием, о котором и не подозревала. Дверь не открывалась — и потребовалось мгновение, чтобы паникующее животное, в которое превратился ее мозг, поняло, что защелка закрыта.
Пальцы Гэвина сжались вокруг ее запястья так же крепко, как наручники.
— Я не позволю тебе уйти.
«Нет», — подумала Вэл с неподдельным ужасом. Она толкнула его локтем, попав во что-то мягкое, но этого хватило чтобы вызвать стон боли. Гэвин отпустил ее. Вэл обхватила ногой его ногу и дернула. Он упал, хотя у него хватило рефлексов выбросить руки, чтобы приостановить падение. Вэл бросилась отодвигать защелку непослушными пальцами, которые дрожали как желе, когда Гэвин начал подниматься.
«Ну же давай. Давай».
Защелка выскользнула с громким щелчком. Вэл с силой повернула дверную ручку и выскочила наружу. Она схватилась за ручку с другой стороны и потянула, пытаясь закрыть перед Гэвином входную дверь. За дубовой панелью она услышала смешок — он смеялся над ней, даже сейчас, как будто ее попытки убежать были не более чем забавными выходками ребенка.
Вэл понимала, что проигрывает их перетягивание двери, поэтому сдалась и ударилась о нее плечом. Ее удар, в сочетании с силой его собственной инерции, отбросил Гэвина назад с глухим стуком, от которого задрожали стекла в окнах.
Вэл повернулась и побежала к первому попавшемуся дому с включенным светом на крыльце, не решаясь оглянуться. «Пожалуйста, будьте дома». Она постучала в дверь, пытаясь сдержаться, потому что знала, если будет выглядеть слишком сумасшедшей, никто не отзовется. «Пожалуйста, пожалуйста, ответьте».