Он посмотрел на ее дрожащие пальцы и с удивлением отметил, что она и вправду написала все с точечкой на конце.
- А эта точка? - спросил он. - Она там была?
- Была, гражданин начальник. Я ее запомнила потому, что точка больно жирная была.
- Может, еще что-нибудь вспомнишь? - почти взмолился Тулаев.
- Не-ет, - жалобно пропела женщина.
Она готова была придумать любые слова, но предыдущие, о Льве, были правдой, и ложь как-то не ложилась рядом с ними.
- Так как бы это... что? - все-таки получился вопрос у амбала.
- Что? - не понял Тулаев.
- Ну это...
Грязь, скатавшаяся до плотности грифеля, надоела и амбалу.
Он швырнул ее под ноги. На шее воспоминанием о ней алела полоска.
- Ну, это... все уже?.. Или как?..
- У меня вопросов нет, - начал приглаживать растрепавшиеся редкие волосенки Тулаев.
- Так это... ну, мы пойдем? - посмотрел на сержанта
повеселевший амбал.
- А-а, вот еще! - встрепенулся Тулаев. - А где этот билет?
- Я-а... я-а выкинула его... в урну...
Иного ответа Тулаев и не ожидал. Стоило ли взбудораживать
"лужу" своим ошалелым бегом, чтобы узнать о такой ерунде,
как билет в Мурманск? А может, это не ерунда?
Взгляд Тулаева упал на пальцы сержанта, которые не хуже
кольца наручников удерживали побелевшее запястье женщины.
- Отпусти ее, - тихо произнес он. - Она мне больше не
нужна.
_
35
- "Спар-так" - чем-пи-он!" "Спар-так - чем-пи-он!" - под нещадные хлопки ладоней поддерживали своих любимцев красно-белые "фэны".
Поднимаясь мимо них по проходу между секторами, Межинский оглянулся и очень удивился тому, как "фэны" умудряются еще что-то высмотреть на поле. С этой высоты игроки выглядели не крупнее ногтя на мизинце, а уж полет мячика и вовсе нельзя было проследить. Впрочем, "фэны" по его наблюдению скорее балдели от себя, чем от игры, потому что громче всего кричали совсем не тогда, когда атаковал "Спартак".
За шпалерали бело-красных шарфов Межинский высмотрел худощавую фигурку Бухгалтера, продвинулся к нему вдоль длинного ряда скамеек и с удовольствием отметил, что подчиненный встал при его появлении. Поздоровавшись, он сел, молча разрешив Бухгалтеру сделать то же самое.
- А тяжело, наверное, гонять мяч в такую жару? - пожалел футболистов Межинский.
- Это их работа, Виктор Иванович.
- Вообще-то да. Физический труд, можно сказать.
Межинский щелкнул замками дипломата, вынул из него спасительную пластиковую бутылку ключевой воды и пил до тех пор, пока не ощутил, что взмокла и стала неприятной спина.
- Не хочешь? - протянул бутылку Бухгалтеру.
- Спасибо, Виктор Иванович. Я к жаре привычный. Все-таки родом с юга России.
- А в Сибирь-то как занесло? - спросил Межинский, хотя и без этого неплохо знал анкетные данные подчиненного.
- После службы. Я же из села родом, а тут жизнь в городе засветила. Наверное, такая у нас, сельских, природа, что все в город стремимся. Сами не знаем зачем, а стремимся... Вот посмотрите, Витор Иванович, - разжал он пальцы.
На сухой узкой ладони лежали три заколки для галстука. Одна явно была если не чисто золотой, то с позолотой. Межинский взял ее первой, посмотрел на камушек, вделанный внутрь заколки, и со стеснением спросил:
- Сколько я должен?
- Это подарок, - покраснев, ответил Бухгалтер.- Гонконгский товар.
- А немецких нет?
- Понимаете, Виктор Иванович, на Западе заколки для галстука сейчас не в моде. Считается правилом хорошего тона, если галстук болтается туда-сюда на ветру. Как язык. Ну, и вроде как признак свободного мужчины. Поэтому Запад их мало производит. А вот азиаты клепают все подряд: и что модно, и что немодно. Работают, как роботы.
- Значит, подарок? - переспросил Межинский.
- Да-да, берите, Виктор Иванович. Как что новое поступит, я сообщу. Мои орлы здорово сейчас разворачиваются.
- Черный капитал всегда стремится стать белым. То есть
легальным.
Красные и синие точки сместились в правую половину поля. Мяч белой крошкой метался по дуге вдоль линии красных, но никто из них съедать его не хотел. Синие пытались у них эту крошку отобрать, но у них ничего не получалось. "Фэнам" понравилась перепасовка, и они начали хором считать передачи: "...Де-сять! Один-надцать! Две-надцать! Три-на..." В этот момент мяч скользнул между двух синих точек. Метнувшийся в прорыв спартаковец успел к белой крошке и мягко прокинул ее мимо вратаря.
- Го-о-ол!!! - вскинулись шарфы, закрыв все поле.
Межинский привстал, чтобы посмотреть повтор гола, но повтора почему-то не было. Он удивленно посмотрел на сбившихся в одно красное пятно спартаковцев, и ему стало грустно. Он так долго привык смотреть футбол по телевизору, что без повторов его даже и не мыслил. В жизни все оказывалось скучнее и неинтереснее.
- Как там твои? - сев, решил отвлечься от неприятных ощущений натурального футбола Межинский. - Элементов подозрительности не замечал?
- Вроде нет... Легенда работает.
- Дай-то Бог. Новости какие-нибудь есть?
Он разжал ладонь, в которой катались намокшие заколки, и, глядя на них, почему-то подумал, что новостей будет три. Хотя, возможно, не в заколках дело, а в жизненном опыте и чутье. Еще когда Бухгалтер позвонил ему и назначил встречу на стадионе, он чувствовал, что есть важные сведения. Впрочем, сообщение о том, что дополнительных данных нет, тоже можно считать новостью.
- Что? - не расслышал под крик "фэнов" Бухгалтер. - А-а, по американке?.. Лобненские группировки ничего не знают. Возможно, письмо в Лобне оказалось случайно. А по Миусу есть кое-какие подробности...
- Любопытно.
- Первая "ходка" у него случилась в семнадцать лет. Он учился на первом курсе военно-морского училища и, находясь в карауле на посту с оружием, покинул территорию училища. Перелез забор, переоделся в спортивный костюм в квартире своей подруги - благо, что жила она совсем рядом - и прямо с автоматом пошел бомбить квартиры. Это было еще в конце правления Брежнева. Тогда на ночные звонки люди двери открывали без особой опаски. В общем, он совершил ограбления в трех квартирах, отобрал золото, другие ценности, а также денег где-то на тысячу рублей и уже собирался в обратный путь, но тут ему встретилась милицейская патрульно-постовая группа. Миус пытался убежать, но его догнали. Он оказал сопротивление. В общем, один сержант так и остался инвалидом на всю жизнь. Миуса судили за воинские преступления и дали срок, при котором он после колонии-"малолетки" сразу попал на "взросляк".