В двух окнах дома загорелся свет. Участковый поймал его вспышку краем глаза, сразу распрямился, мешком выставив перед собой живот, и протянул ладонь.
- Все. Мне уже некогда. Заболтался я с тобой.
Ладонь оказалась влажной. В плотном рукопожатии участковый поделился с гостем своим потом, и это ощущение липкости напомнило Тулаеву о "макарове", висящем под левой мышкой в кобуре. Именно из-за него ему пришлось надеть поверх рубашки куртку-ветровку. Он еле дотерпел до сумерек, сто раз пропитавшись потом под нещадным солнцем, и лишь одно радовало его: в Подмосковье еще можно было дышать. Воздух оказался платой за парную баню в куртке.
- А как к селу покороче пройти? - напоследок спросил Тулаев.
- К шоссе выйдешь, - кивнул в конец улицы участковый. - И по нему топай, пока лес по правой стороне не кончится. Там указатель висит. Не заблудишься...
40
Он сразу хотел позвонить Межинскому. Правый карман утяжелял телефон сотовой связи и просил, чтобы его достали из заточения. Но что-то остановило Тулаева. То ли неуверенность в том, что он все-таки найдет Наждака и его дружка в том самом пятом по счету доме на второй от леса улице, то ли вдолбленная в "Вымпеле" философия снайпера: сам, только сам, если не выполнишь задание в одиночку, никто вместо тебя не нажмет на спусковой крючок.
Тулаев шел уже по проселочной дороге вдоль леса. Позади осталось горячее шоссе, огрызающееся проносящимися мимо него грузовиками. В черной дали желтыми точками проступало село, а он все шел и проверял себя. Мысленно говорил: вон до того дерева - сто десять шагов. Считал, считал, считал и с теплой радостью под сердцем отмечал, когда оказывался рядом с деревом, - сто восемь. Снова намечал ориентир - брошенный бетонный блок. Ожидал семьдесять пять шагов, получал семьдесят семь.
В "Вымпеле" глазомер для снайпера считали чем-то вроде высшей математики в техническом вузе. Без нее вроде можно прожить, но на самом деле нельзя. На каждом занятии по топографии устраивали соревнования по глазомеру. Тулаев в победителях никогда не числился, но сегодняшняя точность его воодушевила. Пожалуй, что с такими результатами он мог бы впервые стать чемпионом группы.
По пути Тулаев увидел вдали подстанцию с висящими над нею тарелками изоляторов и вспомнил, как его и еще трех ребят по турпутевке возили в Германию. Тогда Германий было еще две, и он попал в Западную. Им давали задание: мысленно вывести из строя энергосеть Баварии. Тулаев ездил на взятой в прокат "ауди", с удивлением отмечая, что он не очень испытывает к ней ненависть - так мягко она шла, - ездил в самой средней, самой серой немецкой одежде, останавливался у обочин, с которых были видны подстанции, то понижающие, то повышающие напряжение, выцеливал дистанцию до тарелочек изоляторов и несколькими "выстрелами" с километра расстояния, а то и поближе, "выводил" из строя подстанцию. Потом "уничтожал" систему пожаротушения, блочок которой был виден через оптический прицел, поднесенный к глазу, "выстреливал" парочку бронебойно-зажигательных, и Бавария минимум на сутки "погружалась" во тьму. По дороге он встречал и хмурые квадраты АЭС с их циклопическими трубами, но заданий по АЭС в Германии не было. По атомным станциям они как-то работали в Армении, еще при великом СССР. Тогда их группа взяла АЭС за семь минут. Может, в Германии на то же самое ушло бы еще меньше времени. А может, и больше. Но то, что взяли бы, в этом он не сомневался. В "Вымпеле" лучше всего учили не сомневаться.
Воспоминания тоской обжали сердце. Их так долго учили одним выстрелом решать геополитические задачи, что эта прогулка по ночному Подмосковью за каким-то Наждаком показалась глупостью. Тулаев нервно обернулся, мысленно прибросил расстояние до подстанции, но идти туда не стал, потом сосчитал еле видимые в свете прожектора изоляционные тарелочки, условно "срубил" пять штук и на душе полегчало.
Дом стоял очень неудобно. И спереди и с тыла его маскировали высоченный забор из плотно пригнанных друг к дружке досок. Улица была слишком узкой, чтобы дать возможность разглядеть хоть что-то во дворе дома. Участковый оказался предельно точен. Забор смотрелся не слабее кремлевской стены. Не хватало только башен по углам.
Спиной Тулаев уткнулся в забор на противоположной стороне улицы и все равно ничего не увидел. Доски упруго качнулись, и ночная тьма зашлась собачьим лаем. Быстрым шагом, совсем не дыша, Тулаев проскочил поворот улицы, спрятался за углом и только тогда ощутил, что сердце просит воздуха. Глотая его посвежевший, пропитанный запахом хвои настой, он успокоился и понял, что хорошей наблюдательной точки извне двора нет.
Лезть через забор было глупо и опасно. Правило номер один снайпера оказаться незаметным. Вряд ли он выполнил бы его, перебравшись вовнутрь двора. А спецсредства, о которых так много раньше рассказывали на занятиях и которые сейчас очень бы пригодились, лежали далеко-далеко отсюда, на складе "Вымпела". Лишь одно-единственное из них грелось в кармане куртки телефон сотовой связи.
Спотыкаясь на кочках и обдирая руки о кустарник, Тулаев прошел метров на двести в глубь леса, нащупал пластиковый брикет телефона, достал его из тепла, на ощупь набрал домашний номер Межинского и стал слушать гудки. После пятого трубка ожила:
- Ал-ло-о...
- Виктор Иванович, извините, что так поздно, - скосив
глаза на горящие зеленым стрелки часов, Тулаев отметил: "Начало второго". - Докладываю об обнаружении возможного местоположения банды.
- Что ты сказал?
- Говорю, банды!..
- Где ты находишься?
Голос Межинского потерял сонливую шершавинку. Хорошо, если бы и он сам быстрее очнулся. Сонный не понимает бодрого примерно так же, как сытый голодного.
Тулаев по слогам продиктовал название деревни. Раньше таким способом усталые тетки гундосили по радио материалы директивного плана из Москвы в редакции дико отдаленных газет, а также агитаторам на какие-нибудь высокогорные стойбища. В детстве Тулаев любил отыскивать в эфире такие спотыкающиеся на слогах голоса. Было ощущение, что сообщения диктуют инопланетяне, потому что половину слов он не понимал.