Наутро Гилац согласился принять ее у себя в кабинете, в Межгалактическом Арбитраже. Старик сидел за своим столом бодрый и даже ласковый, угощал ее финиками и кофе, живо и как-то искренне интересовался настроением и не хочет ли с ним метнуться на пару дней в горы. Только через полчаса, убрав улыбку, почти горестно, тихо спросил:
— Ладно, давай говори, что у тебя за дела ко мне?
— Кошес хочет с тобой встретиться. Galaxy приготовило программный комплекс для нового межгалактического порядка. Там все. Законы, органы власти, культура и экономика.
— Это очередной ремикс их Единого комплекса? Опять один пастух, одно стадо… или что-то новенькое?
— В целом, ремикс, но круче в разы, чем у Грога и надежней, — Маринез, пока не подавая вида, что уже в деле и в доле со Сроком, напоказ лениво смотрела на лепнину потолка, — а чем так плох принцип Единого? 10 лет назад Баунти просто был плохо сделан. И Грог технически не справился с противниками, не учел все силы. Поэтому Galaxy тогда проиграло. Но если Кошес все сделает правильно и победит, то чем плох сам принцип Единого?
— Унификация, стройные ряды, это уязвимость, — Гилац морщил лоб, подыскивая слова, вертел в руке паркер.
— Унификация вроде наоборот дает устойчивость… Как в любом бизнесе — находишь оптимальные по всем параметрам продукты, модели производства и продвижения, создаешь максимально эффективный кейс, потом масштабируешь до пределов. И унификация позволяет делать управление проектом дешевле и эффективней. Надежность управления — разве это не устойчивость?
— Твой продукт, кейс и проект по определению может быть оптимален только в рамках каких-то конкретных, сегодняшних условий среды. Изменится среда и продукт, оптимизированный под старые условия, погибнет. А другого продукта у тебя в твоем унифицированном проекте нет. И никаким качеством управления этот проект не спасти.
Гилац тяжко поднялся из-за стола, погладил за хоботы стоявших парочкой у монитора керамических белых слоников:
— Бизнес-проект лепится на год-два, ему сойдет быть унифицированным. А политическая модель нам нужна на несколько поколений, на полвека хотя бы. Условия за это время будут меняться, а система должна оставаться устойчивой. У кого спросить, как это сделать? Кто способен сохранять устойчивость и выживать так долго, чтоб пережить все непредвиденные катастрофы и кризисы?
Судья кивнул Лейле на стену, где широко и далеко на старинной картине раскинулись какие-то леса, поля и речки:
— Природа умеет выживать. Той форме жизни, к которой мы принадлежим примерно миллиард лет. Чего только не было за это время — метеориты падали, оси смещались у планет, кое-где ядерные войны, моментальные глобальные изменения климата. А жизнь не исчезла. Как она добилась такой живучести?
Лилит смотрела на картину какого-то гения эпохи возрождения. Судья отвернулся к окну, темнея спиной в черном пиджаке на фоне разлившегося внизу стеклянного сине-серого месива Мановаха:
— Разнообразие форм — вот секрет выживаемости Природы. Не унификация и адаптация к текущим условиям, а максимальное разнообразие. Или, как сказал бы твой бизнес проект — широкая линейка продуктов. Если бы твое Galaxy оказалось в Триасе, то сделало бы ставку на одних только крупных ящеров, а все остальное зачистило бы, как неформат и не интересные направления. Но нам повезло, что рулило не Galaxy, а Природа, создавшая и сохранившая кроме оптимальных бронтозавров, еще лягушек и черепах. И вот огромные динозавры в один миг передохли, а лягухи спрятались под бревном и рептилии до сих пор живут. Природа специально в каждом виде даже родит какой-то процент особей с разными отклонениями. Кому лапы подлиньше, кому слух поострей, все время лепит иных, альтернативных — на всякий случай. Чтоб каждый вид становился устойчивей к неожиданностям.
— И как же Природа управляет таким разнообразием? Человек пока не может создавать такие программы.
— А зачем Природе управлять? Управление это подавление воли. А если у каждой букашки, слона или птички не отнимать собственную волю к жизни, то и управлять толком не надо. Природа итак уверена, что всякая тварь уж будет стараться выжить изо всех сил, без всякого пастуха и письменного приказа.
Лейла смотрела из кресла на Гилаца снизу вверх с удивлением, знала его 10 лет, а вот не предполагала, что он анархист, да еще и настолько глубоко: