Скворец с Соколом выкатили к ж/д Вокзалу, встали опять кольцом и стали шарить бронеавтомобилями поворот к Садовому, их вертолет, опасливо сторонясь зениток, с дистанции поглядывал за движением вражеской колонны по Кирпичному. Сотня Лося с метлами и лопатами неспешно катила свои мусоровозы к вертолетной площадке. Радуга потел перед монитором, потирал то глаза, то ладони и жалел свое уставшее от клавы нывшее плечо.
— Цель на полвторого, вали не дальше 100 м от площадки и не выше 50 м. на самой посадке короче, — Гепа говорил четко и медленно, склонившись над рацией — допотопной железной коробкой с антеной. Не очень удобная штука, зато фиг кто догадается прослушать. Так-то в вертушке Белого сейчас сто пудов сидит черт, на всякий случай шмонающий чаты и все звонки с телефонов в районе посадки.
Тяжелая серая туша со свистом и рыком приближалась, плавно снижаясь над фонтанами, заныривая между двумя башнями, нежно гладя кроны деревьев в сквере, как шкуру домашней пушистой кошки. Повисла над черным кругляком площадки, прицелилась лапами шасси и почти схватила ими бетон, когда из окон ближайшего здания вылетели четыре снопа искр и дыма. Гранатометчики стреляли в упор и промахнуться не могли, в чреве вертушки сверкнули четыре вспышки, она, расшвыривая, как бисер, мишуру цветных мелких железяк, ошметки сидений и кучи искр, медленно, кружась вокруг своей оси, валилась с высоты полста метров. Из окон дома в нее сплошным шквалом полетели трассеры пулеметов и автоматов — три десятка стволов прошивали вертушку насквозь. На земле это легло уже грудой хлама, в которой снайперы выцеливали еще орущих живых. Волки Белого с воем ползали среди железных балок, резиновой рвани и вони, драных кресел, навстречу им шли дворники Лося, от пояса, заливая все и всех огнем сотни автоматов.
Гепа снял все на телефон, отправил короткий видос Радуге со смайликом в чат — «Мы все сделали». Радуга, сам не верил, что ему удалось провернуть настолько сложное тактическое решение силами банды идиотов в стране, где никто не брался планировать ничего сложнее удара превосходящими силами в лоб. Улыбался и тискал видос знакомым блоггерам. Этот позор Белого должны видеть все. Сегодня волк из Астры просадил 10 тыщ золотом, потерял 30 охранников в банке, лишился единственной вертушки и провожает на тот свет 60 чел — две трети своей личной сотни спецназа.
Скворец и Сокол, быстро выстроившись в колонну, рванули километров под сто в час по Садовому проспекту в сторону нахрен из города, оставив сидеть в недоумении недоумков в засаде на Кирпичной. Гепа и Лось поделив добычу пополам теми же автобусами двинули домой. Лось вывалил в соцсети заяву, что поддерживает Орла и выступает вместе с Радугой против Белого. Радуга читал сообщение от Ветки, что влиятельный и борзый банкир из «Верного» уже жалуется самому Клюву на Белого, «подставившего» хранилище — 10 тысяч золотых это катастрофа.
Конечно, потери в 60 чел пока не изменят общее соотношение сил. Партнеры Белого и вовсе обошлись дешево — 5 сожженных броневиков. Но авторитету и казне Белого сегодня нанесен серьезный урон, и еще ему сегодня сделали больно — там на вертушке были самые его близкие парни, почти друзья. Радуга глянул на страничку вражины в соцсети — там уже красовался его искаженный злобой и отчаянием лик со словами, типа не забудем, не простим… Радуга охнул, дочитав — группу на вертушке вел сам Пуля, побратим, друг детства Белого. Сейчас там в Сити пытаются нарыть хоть какие-то от него останки… Это, блин, перебор может оказаться, — думал Радуга, — а может, наоборот, хорошо. Вдруг Белый по злобе сейчас че-нить натупит?
Книга Радуги. Глава 2. Большой брат смотрит на тебя
Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза, в упор. Я медленно, спокойно, на выдохе надавил плавно пальцем на курок, почувствовал, как пистолет выстрелил, дернувшись в руке. Его глаза смотрели в меня, впечатываясь в память, в самое нутро. Потом этот взгляд долго пытал меня, оживая в сознании в самые неподходящие моменты. Как выплывающее окно с мудацкой рекламой на мониторе компа поверх хорошего кино. Делаешь утром первый глоток кофе, затягиваешься сигаретой, просыпаешься утром, глядя в окно на прекрасный вид, — именно в эти мгновения откуда-то из глубины, как мертвое тело чудовища неведомая волна выбрасывала на берег, из темного коридора опять и опять смотрело на меня это лицо. И кофе, и сигарета, и утро становились отравленными, вместо радости или успокоения, вместо торжества или восторга, все наполнялось омерзением. Словно какая-то неутомимая падла шла за мной по пятам год за годом, впрыскивая в лучшие мои секунды горечь и разочарование.