Кабан пошел готовить зондер-команду. Акула взялась мыть посуду. Гром лег спать.
Решил высаживаться с группой в Семистепье, Кабан шел с теми, что садились в Пилинии. Прямой перелет до Аполлона занял бы две недели, но сделали зигзаг до Альфы Сфинкса, чтоб лететь к 5-й уже с рустамскими паспортами и на машине, взятой в аренду у местной шеринг-конторы. В салоне сверхмалого тридцатиметрового «бычка» группа из двадцати человек теснилась лежа вповалку на полу, подпихнув свои мешки вместо подушек. В хвосте салона выстроили пирамиду из ящиков с оружием, патронами и взрывчаткой.
Лежа вместе со всеми, закинув ногу на ногу, сбросив сапоги и носки, шевеля пальцами, глядя в серый потолок, Гром опять видел тот дым, который накрывал его тогда, 10 лет назад на Рамире после укола обезболивателя.
— Где я? Кто вы? — спросил он у носатых, когда пришел в себя в постели в каком-то, походу, рамирском деревенском доме.
— Мы тигры с Серых Камней, с Приморья Беты Близнецов. Охраняли твоих партнеров-спонсоров. На тебя заказ пришел. Одноглазый, Предводитель волков из Грозного Леса, сказал тебя привезти ему живым.
— Я вроде не соглашался.
— А ты погиб, по крайней мере погиб бы, если б не мы. Так что твое мнение не в счет. И ты, кстати, погиб для всех. Мы твои кровавые шмотки там оставили. Уоллос нашел, очень радовался. Нет больше Тора. И Республики твоей больше нет.
— Что с остальными?
— Пока ты готовился сражение давать, тебе миротворцы в штаб дрон с бомбой загнали. Всех порвало на мясо. Тебе свезло, ты вовремя поссать вышел. Правда обожгло, порезало кафелем и бачком поломало ребра. Но будешь жить. Фельдшер местный обещал. А Одноглазый тебя долатает, будешь как новенький.
— Я обязан сдохнуть, я клялся умереть за Республику.
— Хочешь, считай себя спасенным, а хочешь — плененным, но в Грозный Лес ты попадешь живым. Мы тебе сглупить не дадим.
Боль иногда накатывала волнами, вышибая искры из глаз. Когда боль отходила, жгли отчаяние, обида и позор. В памяти плыли лица товарищей, солдат и крестьян, поверивших ему и его анархическому интернету. Зря поверили. Нарисовалась Маат — ее он, наверное, не увидит больше никогда. Погибшие друзья-однокашники Вагнер и Волос, которых даже не успел оплакать, так был занят своей Республикой и войной.
Везли еще несколько дней на машине, потом долго, с посадками-дозаправками тряслись на вертолете. Наконец, приподнявшись на локте, Тор увидел в иллюминаторе теплое синее море и белые облака. В Пилинии, на какой-то ферме среди джунглей пересели на звездолетик вроде того что сейчас везет его в Семистепье. Похожие на бандитов парни на ферме снабдили их лекарствами. Один из тигров, по прозвищу Шерсть, в салоне звездолета смастерил раненому капельницу, сидел рядом, хлопая Тора по плечу:
— Ээ, дорогой, хватит ныть. Тебе 24 года? Вся жизнь впереди. Один битый сотни небитых стоит. Главное, не сломайся. Еще победишь, успеешь. Построишь еще себе Республику, лучше прежней. Да и Одноглазый нормальный волк, ты ему для чего-то хорошего нужен. Говорит, что ты «золотой парень», очень полезный.
Тор смотрел в панель окна на черный провал безучастного циничного космоса, на холодные безразличные глаза звезд, чувствовал рядом единственную живую тварь на миллионы безжизненных километров вокруг, слышал участливый голос тигра и тепло его руки, радовался его наивным но добрым словам, возможно искренним. Хотел поверить, что у него есть там впереди среди бандитов на Близнецах будущее.
5-я Z Аполлона разлилась на весь экран монитора багровым морем сиявшей огнем атмосферы — переливаясь десятками оттенков красного, полосами посветлее к полюсам и кровавыми мазками ближе к экватору. «Бычок» мелко затрясло, за окнами пошла черная копоть от обшивки, волки, сидевшие кучей в тесном салоне, прислонились спинами и затылками к стенам, ловя дрожь корабля, запрокинув лица к потолку, вылупив глаза в пластины обшивки. Тор смотрел то на вздрагивавшие щеки товарищей, то в окно — на показавшиеся из-под бордовых облаков бескрайние и ровные зеленые просторы Семи Степей.
Тряска убавилась, пилот вышел на эшелон 5 тысяч км и порулил плавной дугой в сторону начинавшихся тропических лесов на юге. Полыхнув под себя посадочным движком, прожарив опушку, плотно заросшую буйной мелкой травой, кораблик цепанул рыхлый влажный грунт опорами, плавно выровнялся и затих, медленно остывая, пока бойцы Грома готовились на выход.