Охрана базы не ахти какая, сотня штыков, но зато круто технически навроченная. Айтишники «Сфинкса» слепили вокруг себя пси-поле — на подступах к базе, примерно в паре километров были сгенерированы излучения, вызывавшие дикий ужас у всякого, кто приблизится. Ни зверушка, ни птичка, ни комарик, оцепенев от удара лютого беспричинного страха, не могли преодолеть барьер. Нормальных бандитов таким не остановишь, но для дикарей хватало. Степняки ненавидели белые стены базы и холеный ее персонал молча, на расстоянии.
Вышли встречать старейшины. Радость, опять врубив освещение, медленно но бодро, выговаривая немногие известные его электронному переводчику местные слова, сверкал очами, махал палкой и звал степняков стать настоящими воинами и пойти покарать захватчиков, прячущихся в Белой Деревне, сжечь их и ограбить.
— Там властвует Дух Страха. Мы не можем пройти Черту, — ныли старики в черных тряпках.
— Я подарю вам бесстрашие. Вы сможете.
Решили подождать ночи, чтоб посоветоваться с Черной Старицей. Посадили Радугу к костру к общему ужину. Бандит уважительно хлебал ложкой из миски похлебку из травы без мяса, жевал, причмохивая сухой хлеб. Ночь пала резко, без сумерек. Солнце закатилось за горы все вокруг утонуло во тьме — существовал в реальности теперь только красный ярящийся алым и багровым костер, вокруг которого тысячей красных пятен виднелись лица степняков. Хлебнул, не подумав из поднесенной фляги, — ой зря… Какая-то наркота. Костер наплывал и, казалось, говорил что-то на дикарском языке, джедай понимал через два слова на третье. Били бубны, свирестели флейты, выли трубы. Огонь жарил и спрашивал что-то за права Радуги, гнать в этот бой это племя.
Из пламени на него вышла в черных тряпках, сгорбленная сухая старуха. Распрямилась, сбросив повязки с лица, уставилась цепкими серыми глазами на Радость. Бросилась в дикий, сложноватый для бабули танец, закрутилась волчком, а Радуга чувствовал, как от земли идет дрожь и запах крови. Смотрел пристально на Старицу, пока не увидел Лилит — это она шла к нему, жуткая, холодная, как могила, но зовущая и страстная. Он хотел ее алчно и до безумия — потянулся к ней, встал, ухватив крепко за ладонь, другой рукой нагло взяв за упругое бедро, схватив за пышные кудри поцеловал длинно и страстно, свалил в пыль и не помня себя, стал рвать с нее дорогое платье, стаскивать с себя штаны и тискать ее грудь, тяжко дыша ей в лицо.
Бубны ритмично били в башку, рокотали трубы, тысяча голосов визжала в восторге. Радость проснулся с больной головой, набитой дымом и гулом. Вокруг готовились в бой степняки. Походу их вдохновило вчерашнее порно, хоть и не планировал бандит с Кобры ничего такого, но видно легло в масть. Его признали Красным духом, ему поверили. Джипы строились в широкую цепь, народ садился в грузовики. Радость посадили на место старшего в головной машине. Цепочка в сотню машин попылила по сохлой траве, мерно, качаясь на кочках и ухабах. В кабинах визжал в магнитолах истеричный бодрящий боевой музон, Радуга фантазировал, получится ли у Ворона вырубить излучение. Дело-то простое, глушануть это пси-поле, наложив поверх плотный беспорядочный сигнал-помеху. Но если, с ним что случилось, или накладка какая — глуповато будет выглядеть тут Радость. Да и бабушку, получится, обидел.
Ворон, пожалуй, единственный нормальный мужик на всей этой Кобре. Гепа да Скворец — еще молодые, может, из них чего и получится, но у них все еще спереди. А Ворон — тот, на кого можно положиться, и совета можно у него спросить. От многих косяков отвел он Радугу, особенно по первости. И всегда старался двинуть дело по самому не кровавому варианту. Обычно много крови там, где боятся облажаться и не хотят мудрить. Ворон не дрейфил себе усложнить работу, если это могло убавить жертвы. Хотя, может, это не гуманизм, а обычная житейская мудрость пожившего бандита. Меньше крови — чисто математически меньше врагов, больше шансов пожить и еще…
Музыка вырубилась, машины встали и заглохли, степняки завыли и заскулили, схватившись за головы. Вот и Черта. Радость почувствовал в голове рой жутких предчувствий, замелькали перед глазами образы каких-то потерь и катастроф. Захотелось вжаться в спинку кресла и не двигаться. Встряхнулся, величественно вышел из джипа, прошел вперед, воссиял огнем и воздел руки к небу, запел звонко, подходящие вроде слова из джедайской песни — Неба утреннего Стяг! В жизни важен Первый Шаг! Вдруг полегчало, увидел, как загорелся экранчик его телефона, нашедшего связь, значит поле снято. Шагнул широко вперед и обернувшись к кочевникам поднял вверх палку, проорав что-то на ихнем. Машины вдарили по газам, дикари выпучив в бесстрашии глаза, трясясь от страха рванули к Черте, обливаясь холодным потом. И прошли.