Утро наступило относительно спокойное. Леся затопила печку, позавтракала и накормила кота. Мурзик довольно вылизывался, развалившись на стуле. У соседей слышались голоса – возле забора тёти Вали стояли два незнакомых автомобиля. Дети приехали, наверное. И Леся поняла – это они стучали ночью в дверь, только не в её, а в соседскую.
А в обед случилось странное – кухонный шкаф, который благополучно провисел не один десяток лет, вдруг сорвался со стены, с грохотом рухнул на пол. Из приоткрытых дверок вывалились осколки разбитой посуды.
Да что б тебя! Хотелось плакать и ругаться. Ругаться сильнее. Леся собирала черепки в пакет, выгребая из шкафьего нутра. Целыми остались один стакан и две тарелки. У одной был чуток отбит край. Вот гадство! Только ж вынесла на помойку целую коробку старых бабушкиных тарелок. Практически антиквариат восьмидесятых. Целых. Сейчас бы пригодились.
Повертев оставшимися тарелками в руках, девушка хмыкнула и закинула в их пакет к разбитым. Как говорят – посуда бьётся к счастью? Нет, к новому сервизу! Придётся ехать в город в супермаркет, покупать новые тарелки и кружки. Гранёный стакан оставила – сейчас таких не найти, а из него молоко вкуснее.
Вечером придётся попросить маринкиного мужа, чтобы шкаф на место привесил. Да заодно у остального гарнитура дверки подрегулировал. А то провисать начали. Может, ещё ножи попросить подточить? Ну, нет. Это уж слишком. Неудобно как-то чужого мужика так озадачивать. Хватит ему и шкафов.
Повезло. На кухонную посуду в супермаркете была скидка. Чайные кружки, набор тарелок, пиалы под суп, с ручками, чтобы удобнее было вытаскивать из микроволновой печи. А под конец ещё умудрилась стаканы прихватить и два овальных блюда под горячее. Совсем дёшево. Давно хотела, но как-то руки не доходили. В автобусе Леся нежно прижимала к себе коробку с новоприобретённым добром, постоянно прислушиваясь – не слишком ли гремит посуда. Лишь бы не отбилось ничего, не треснуло.
А к вечеру они с Маринкой уже с вдохновением рассматривали новые беленькие тарелочки и смешные пиалки в красный горошек. А Павел, кряхтя, прилаживал шкаф обратно.
– Может, и нам старые тарелки грохнуть, – заявила Маринка, помахивая перед носом мужа бело-красной супницей, – Смотри, какая прелесть. Я тоже такие хочу!
– Я тебя тогда грохну, – проворчал Павел, усиленно прикручивая отвёрткой дверку шкафа. – Эти тарелки из моего детства. Я в пять лет кашу из них ел.
– Угу, угу, давай, ещё горшок свой вспомни, – не сдавалась Маринка. – Давай тебе такой же купим, я видела, продаются. Под кровать поставим – будешь в него ходить вместо туалета. И соску ещё, чтобы детство не забывалось.
– Помяукай мне ещё тут, – Павел легонько стукнул Маринку отвёрткой по лбу. – Три наряда вне очереди на кухне. – И улыбнулся.
Маринка хихикнула. А Леся вдруг подумала, что рада за подружку. Что жизнь удачно сложилась у неё. Наверное, скоро детишки появятся. Ух, уж она тогда нянькаться радостно будет, зацеловывая маленькие розовые пятки. Маринка – любимая подружка. Вместе со школы. Всегда вместе. В институт тоже один поступили – вместе и закончили. Можно сказать, ближе брата стала. Практически как сестра родная. А значит, и дети её – как родные будут.
На ужин запекли в духовке курицу с лимонами, а Маринка принесла из дома бутылочку вина. Решив, что новые стаканы нужно обязательно «обмыть», а новые тарелки тогда «объесть». Вечер за разговорами прошёл славно и тихо, периодически прерываясь громким и настойчивым мяуканьем Мурзика. Курицу он тоже хотел. И даже лимоны его не смущали.
Проводив гостей домой, а кота гулять, Леся вымыла посуду и распахнула шкаф. С любовью расставила новые тарелки, супницы тоже нашли своё место. И даже стаканы умудрились поместиться рядом. Наведя порядок, девушка довольно улыбнулась.
Вечером решила не засиживаться допоздна, а лечь спать пораньше. Захватив с собой книжку на случай, если не удастся уснуть, Леся погасила на кухне свет и зашла в спальню.
Что-то было не так. Она осмотрелась. Кровать была застелена, как всегда. На тумбочке – всё так же будильник и небольшая настольная лампа. Комод стоял молчаливо в углу. Шкаф с одеждой тоже был спокоен. Но страх мерзкими ледяными лапами окутывал, поднимался от самых ступней по щиколоткам вверх, сдавливал бедра, скручивал в тугой узел живот, и, наконец, добрался до сердца. Оно сжалось внутри и ухнуло куда-то вниз, оставив звенящую пустоту.