"Ну что ж, самое сложное уже позади",- громко выговорил я, когда остался один, -"Осталось самое страшное"-ответил голос внутри меня.
Каждый человек есть то, что он создает, вспомнил я давно прочитанные где-то слова, и иголки сомнения тут же начали больно колоть мое сердце. Темнота, тоннель меня ничуть не пугали (по крайней мере, я сам себе так внушал). Пугала меня до дрожи в коленях внезапная встреча с мчащимся на всех порах составом, хотя я и неоднократно проверял и удостоверился, что они в это время больше не ходят. Почти полчаса я стоял там и переводил дух, нервно выкурив штук десять сигарет, от которого меня уже начало тошнить. Подумать только, во всем мире сейчас миллионы людей спят, занимаются сексом, рождаются, умирают, по клубам, барам ходят и лишь один ненормальный писатель рыщет в темных тоннелях метро, чтоб написать один рассказ и то не зная будет ли он опубликован или нет. Громко, возможно чересчур громко посмеявшись своей шутке и со словами "а почему бы и нет" я вспрыгнул вниз.
Через пару минут дрожь в ногах прошла, сердце начало биться в нормальном для нее ритме. Я еще немного подождал, пока глаза привыкнут к темноте и начал медленно и осторожно шагать вперед, включив находу диктофон, записывая свои впечатления на пленку (фонарик я пока оставил выключенным). Даже сейчас, спустя столько времени, я не могу словами описать то, что я чувствовал тогда. Атмосфера была весьма жуткой, даже для такого любителя хоррора как я. Вокруг царила невыносимая тишина, и я слушал лишь свои шаги да биение собственного сердца. Рубашка холодным потом приклеилась к телу, по которому все время ползли мурашки. Хотя я себя и не видел, но чувствовал, как с каждым шагом моя кожа покрывалась гусиной кожей. Каждый следующий шаг давался мне с возрастающим трудом. Что-то давило на меня, некое чувство обреченности ядом проскальзывало в вены, делая кровь черной, покрывая разум вуалью вдовы. Я уже начал серьезно переживать за свой рассудок. Метров через сто у меня под ногами что-то хрустнуло, и что-то пробежало. Наверно, то была просто крыса, но от неожиданности я вскрикнул, попятился и упал на пятую точку. Со всех сторон до моих ушей донеслось эхо моего же крика, которое внезапно перешло в самый настоящий душераздирающий вопль. Страх полностью овладел мной. Я затаил дыхание. Во тьме всегда много затаившихся звуков, - пытался я успокоить себя, - всему есть свое объяснение. Это мог быть ветер или еще что-нибудь в этом духе. Я с трудом поднялся с холодных рельс, пару минут пошарил в темноте и отыскал-таки свой диктофон. К счастью для меня, он не был сломан, да и фонарь, слава богу, не отклеился. Я включил его и снова начал медленно идти вперед.
Уверенность медленно возвращалась ко мне, но до тех пор, пока я не отправил луч к стенам тоннеля. Увиденное поразило меня: сложные каббалистические символы, переплетающиеся друг с другом украшали обе стены. Некоторые из них были мне хорошо знакомы: такие как древо сефирот, печати и пентакли Соломона, эннеограмы Гурджиева. Но были и такие, происхождение которых мне было не ведомо (про детали последних предпочту не углубляться, поскольку это будет интересно лишь весьма узкому кругу людей, и если есть таковые среди читателей я охотно поделюсь своими наблюдения с ними в беседе). Но в одном я был уверен: эти весьма тонко и с мельчайшими подробностями выполненные знаки не могли принадлежать каким-нибудь малолеткам-сатанистам, или любителям мистики. Это было дело рук настоящих знатоков оккультизма, коих мало встречается ныне в мире, тем более в Ереване.
Я бы еще долго оставался б там, погрузившись в свои мысли, если б не повторившийся вопль. На этот раз он прозвучал весьма близко, паучьим укусом парализовав меня, пригвоздив к месту. Ни одно известное мне существо и даже мое больное воображение не способно было на такое. В нем чувствовалось все: страх, боль, ненависть, гнев, неутолимая жажда плоти. В полусомнамбулическом состоянии я начал медленно направляться к источнику звуков. С каждым шагом мое уже предвещающее фатальный исход сознание стенало и корчилось в предсмертельной пляске мук, однако я в тот момент был целиком во власти первобытного бессознательного любопытства.