- Мама, а Толик полку свалил! - проинформировала сестра, первой заглянувшая в комнату.
- Какую? Книжную? - мама вошла, осторожно держа на весу свои руки, испачканные в тесте. - Толя! Как же ты это так? Ты не ушибся?
- Я-то не ушибся, - сказал Толян, собирая книги в стопку, - а вот как ты, Андрюха? Не ушибся, а? Не повредил себе ничего такого?.. Экстрасенсорного? Ведь так дубасить - это можно и без рук остаться!
Мамино лицо застыло безжизненной маской.
- Э? - спохватился Толян. - О чем это я? Извините, Марина Анатольевна - про руки это сдуру вырвалось! Вы ж меня, дурака, знаете - несу, сам не знаю что!..
- Не передо мной - перед Андрюшей извиняйся, - скорбно покачала мама головой. - Люда, помоги собрать книги. И стекла подмети! - она посмотрела на две половинки полки, уныло висящие каждая на своем гвозде. - Да и полку надо снять. То, что от нее осталось.
- Я сниму! - с готовностью выпрямился Толян. - Все, все сейчас сделаю, не беспокойтесь, Марина Анатольевна!
- Мама, это я виноват в безвременной гибели полки, - сообщил Андрей.
- Ты всегда такой был... - в глазах мамы стояли слезы. - Всегда брал чужую вину на себя. А теперь чего уж... Теперь кого ж обманешь...
- Мама! - строго сказал Андрей. - Все у нас будет хорошо! Поняла?
Мама кивнула.
- А, правда, чем это ты так жахнул? - поинтересовался Толян, когда мама вернулась на кухню, а сестра ушла туда же, относить совок, полный осколков.
- Это я нечаянно. А ты ведь, кажется, прав. Калибр-то орудий у меня, получается, разный! Вот ведь! И, сдается мне, сейчас я выбрал что-то слишком уж сильное... Нечаянно выбрал. Но такое, что и убить можно...
- Шутишь? - Толян подался вперед в жгучем любопытстве. - Прямо-таки убить?
- Про Никитку слышал?
- Да. Помер он, вроде.
- Моя работа.
- Ну, ты и экстрасенс! - уважительно покачал головой Толян. - Что ж, тогда тебе никто не страшен!
- Ох, не знаю... Всех же не поубиваешь. Убивать - это так, на крайний случай, которого лучше б и не было... Убивать-то каждый может. Что тут сложного - убивать? Вот как без убийств обойтись - это задачка для настоящего мужчины!
13.
Ровно в половину десятого в дверь позвонили. И как только мама открыла, ей в нос тут же ткнули бумажку с печатями.
- Обыск! - коротко бросил молодой парень, деловито оттесняя ее в сторону. - Понятые, проходите!
Ввалилась толпа мужчин. Почти бегом они ринулись во все комнаты. Сразу загремела отодвигаемая мебель, застучали открываемые дверцы шифоньеров.
- Это вы что?.. - возмущенно начала мама.
Парень брезгливо бросил через плечо:
- Я же сказал: обыск! - и тоже протопал в комнату. Громко спросил. - Где хозяин квартиры?
- Папа на работе, - ответила ему Людмила.
"Девушке лет шестнадцать, несовершеннолетняя. Могут быть сложности. Но ничего, прихватим и ее. А хозяина, значит, придется брать на работе", - равнодушно отметил следователь.
- Вы и меня будете обыскивать? - спросил Андрей, когда к нему вошли трое.
Одного он узнал - это был давешний Степан Федорович. Позавчера он повел себя достойно - прекратил расправу, увел решетниковских охранников. Но сейчас только молча посмотрел на Андрея, кивнул двоим угрюмым мужикам и отвернулся к окну.
Те сразу полезли под кровать.
Однако она стояла слишком низко и ее деревянные боковины оставляли над полом лишь узенькую щель, пролезть в которую было почти невозможно.
- Шкаф! - указал Степан Федорович.
Ринулись к шкафу. Распахнули дверцы, раздвинули костюмы, висящие на "плечиках", подтащили большую сумку, которую принесли с собой. Один хотел запихнуть ее в угол шкафа, но второй качнул головой, обритой до синевы:
- Нет! Сумку оставлять не велено. Вынимай!
Злобно взвизгнула расстегиваемая молния, из сумки был извлечен продолговатый пакет, из пакета - нечто, завернутое в темную ткань.
Первый мужик принялся разматывать ткань, но бритый приказал:
- Не надо! А то еще отпечатков пальцев наставишь!
Отобрал пакет, принялся заворачивать снова.
Андрей узнал в угловатом предмете автомат. Тот самый. Из которого совсем недавно палил Никитка. Палил именно в этой комнате.
Плавно, как в замедленном кино, перед глазами Андрея мелькнул черный ствол, укутываемый в тряпку, блеснула дужка спускового крючка. Вот они исчезли под слоями ткани...
Но Андрей успел зацепиться взглядом за тот спусковой крючок - манящий, серовато-поблескивающий натертым металлом... После чего уже было делом техники спокойно, как бы между прочим, протянуть одно из щупалец, мягко положить его - будто отсутствующий палец - на гладкий изгиб крючка и... нажать. Только очень плавно - так, как и учил военрук на школьных стрельбищах.
И крючок поддался. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтоб автомат ожил, дернулся внезапно разбуженным зверем, истошно залаял. С оглушительными всхлипываниями. Вспышками. Заливая все перед собой яростными, убийственными плевками.
Эти его железные плевки были полны ненависти, они искали свою цель - и цель нашлась! Левую руку бритоголового обожгло выстрелом - по касательной, чуть выше локтя, но рукав продырявило насквозь, испачкало кровью...
Бритоголовый с искренним удивлением уставился на оружие, самостоятельно стреляющее в его руках.
- Ты чего это?.. - обалдело спросил он у автомата во время короткой передышки.
Но Андрей снова надавил на спусковой крючочек - ласково, со всей нежностью, на какую был способен, и автомат снова разразился оглушительным грохотом.
Почему-то Андрей был уверен, что сейчас его слушается как раз та ласковая иномирная конечность, которой он вчера щекотал Толяна. Именно она сейчас с той же мягкостью и заботливостью трогает спусковой крючок автомата. А послушный автомат в ответ исправно заливается истеричным, оглушительным тявканьем.
Бритоголовый, наконец, пришел в себя, сбросил с колен взбесившееся оружие, завыл, завопил благим матом.
Автомат сразу успокоился. Перестал дергаться и изрыгать струю пуль. Лежал себе на полу умиротворенный, почти уже освободившийся от дымящегося, простреленного тряпья, в которое был укутан. И суровой стальной сытостью веяло от его блеска.
- Твою мать!.. Кто снял с предохранителя?! - заорал Степан Федорович. - Почему оружие в таком состоянии?
Когда он успел отбежать от окна? Теперь он стоял почти посередине комнаты и почему-то размахивал пистолетом. Откуда только достал? И когда? И зачем? Или это сработал мышечный автоматизм, и тело Степана Федоровича само отреагировало на начавшуюся стрельбу - вооружилось?
Всё бы ничего, но сейчас этот пистолет стал грозным оружием. Не в руках Степана Федоровича, а в незримой длани Андрея.
"Спокойствие, только спокойствие," - произнес Андрей свою мантру, сосредоточив взгляд на небольшом, почти изящном предмете, который сжимали пальцы Степана Федоровича.
Андрей смотрел на них и не мог насмотреться. Так хотелось помочь этим пальцам! Чуть-чуть надавить на них - тоже ласково, очень-очень ласково. Только не сейчас. Чуть позже.
В открытую дверь вбежало сразу несколько человек. Среди них - следователь прокуратуры.
О, это была прекрасная мишень! Эффектный пиджак из черной, блестящей кожи. И столько праведного гнева на молодом, решительном лице. И такие повелительные интонации:
- Кто посмел стрелять на месте преступления?
Кажется, следователь всерьез обиделся на выстрелы. Ведь он, и только он должен был быть здесь хозяином положения. Он - представитель Власти, присланный сюда не кем-нибудь, а губернским прокурором, самим Александром Сергеевичем! И если кто-то тут посмел предъявить свои права на силу - пусть и с помощью оружия - это не могло остановить его, посланника прокуратуры. Это могло только подхлестнуть, почти взбесить! Но только почти - потому что при следователе всегда была его стальная следовательская воля.